70 лет тому назад 1 апреля 1939 г. закончилась Гражданская война в Испании. В стране был установлен фашистский режим генерала Франко. В годы гражданской войны против франкистов боролись либералы, коммунисты, социалисты и анархисты. В испанских провинциях Каталонии, Кастилии и Арагоне анархисты предприняли грандиозный эксперимент по преобразованию общества на анархо-коммунистических началах. «Штурм неба» потерпел поражение, испанским либертариям пришлось пережить предательство сталинистов и фашистский террор. Но их борьба не была напрасной. Современным приверженцам идеалов либертарного коммунизма необходимо извлечь уроки из деятельности своих предшественников, чтобы продолжить их дело в условиях нового тысячелетия.
Самоуправление и проблема денег во время Испанской революции 1936-1939 гг
Погруженные в общество потребления в его многочисленных преломлениях в западном, восточном и развивающемся мире, мы с трудом можем понять и постичь организационную систему денежных знаков во время Гражданской войны в Испании.
Для начала следует кратко ознакомиться с идеями, которые могли быть предложены анархо-синдикалистским активистам и сторонникам других идеологий до 19 июля 1936 г. Для марксизма тут нет никаких проблем: также как исчезновение, отмирание государства откладывается на неопределенный срок, проблема денег и различий в зарплате у Маркса также остается (косвенным образом в основном переводе «Капитала»: отдел «Производство абсолютной прибавочной стоимости», глава «Процесс труда и процесс увеличения стоимости», в конце главы: «Если стоимость этой силы выше, то и проявляется она поэтому в более высоком труде и овеществляется поэтому за равные промежутки времени в сравнительно более высокой стоимости». Большая стоимость, производится, логически рассуждая, через больший труд. [Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения. В 9-ти т. Т. 7. – М.: Политиздат, 1987. – с. 188]). То же самое и у марксистов-ленинцев: «Мы не можем позволить себе, чтобы кочегар локомотива получал ту же зарплату, что и переписчик. Маркс и Ленин говорят, что различие между квалифицированным и неквалифицированным трудом будет еще существовать в социалистической системе и даже после уничтожения классов» (Сталин, в 1931 г. в Cuestiones del leninismo, Moscou, 1947, pp. 420-421, ссылка в моем сочинении Кропоткин, труды (под псевдонимом М. Земляк, Масперо, pp.138-139).
С анархистской стороны можно отметить две очень разные позиции.
Первая – это позиция Кропоткина в «Завоевании хлеба», где он выступает за «сложение в кучу» и обобществление богатств, или же нормированное распределение какой-то их части, а также за отказ от любой возможной разницы в зарплате.
Вторая позиция – сохранение денег, которые одновременно были бы бонами на потребление, что позволило бы уничтожить спекулятивный характер накопления, займа и т.д. Лучше всего этот план разработал Пьер Бенар, который размышлял о системе зарплаты внутри страны, основанной на бонах, и международном обмене, при котором в случае необходимости используется золото.
Революционная практика 1933 и 1934 гг. прояснила эти концепции.
Например, при революционной попытке установить либертарный коммунизм в Арагоне в декабре 1933 г. деньги были отменены (Macario Royo, Cómo implantamos el comunismo libertario en Mas de las Matas, Barcelone, 1934, p. 19). Все это в статьях и в брошюре Исаака Пуэнте (Isaac Puente) «О либертарном коммунизме» объясняется влиянием Кропоткина (очень популярного в Испании), которое наложилось на коммунальную традицию и глубинный отказ от буржуазной политики (что связано с религиозной традицией – деньги как источник греха). В 1934 г., при «самоограниченном» восстании в Астурии, из-за непонятных политических сделок как в анархо-синдикалистских зонах, так и социалистических и коммунистических зонах Рабоче-крестьянского Блока (впоследствии вошел в ПОУМ, объединение диссидентских марксистских групп накануне выборов 1936-го) и компартии комитеты создали профсоюзные боны, на которые население могло бы приобретать товары и которые принимали бы торговцы.
Эти два эксперимента широко обсуждались по всей Испании. Даже социалисты и коммунисты восхищались (вопреки Марксу и Ленину-Сталину) успехами астурийских трудящихся в этом вопросе. Итак, с анархистской стороны мечта Бенара (и Лаваля) об единой зарплате и о деньгах, лишенных возможностей спекуляции, соседствовала с мечтой Кропоткина – согласно Иссааку Пуанте выравнивание зарплаты означало бы уничтожение денег. Съезд СНТ в резолюции о либертарном коммунизме не высказался прямо по этому вопросу и принял двусмысленную формулу о «книжке производителя». Впрочем, другие решения, по крайней мере, те из них, которые цитирует Антонио Элорза (Antonio Elorza) в Revista del Trabajo, n° 32, идут от отказа продекламированного к отказу завуалированному. Можно сделать вывод о зрелости предреволюционной мысли после проекта «Денежная реформа и схема денежного обращения в народном хозяйстве», который я привожу в своей книге. По мнению Валерио Маса, который познакомил меня с этим проектом, он был начат в начале 1936 г. в Гранольере (пригород Барселоны).
Война породила три разновидности реакции на проблему денег.
Хронологически первая из них возникла в Барселоне в начале боев и, поскольку общественные службы продолжали функционировать и основное снабжение по прежнему продолжало осуществляться, то эта реакция состояла в анархо-синдикалистской подготовке и в учете потребностей. («Хлеба, революции нужен хлеб […] наше дело надо будет устроить так, чтобы с первых дней революции и во все время, пока она будет продолжаться, на всем пространстве, охваченном восстанием не было ни одного человека, страдающего от недостатка хлеба» [Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия, М., 1990, с. 72]). В течение первых лихорадочных дней не было глобальных требований: каждый коллектив составлял опись своих ресурсов и одновременно думал о том, как содействовать революции. Пожалуй, можно выделить две тенденции, которые исходят из одинаковой позиции по отношению к реорганизации веера зарплат (высокие зарплаты директоров, замдиректоров и почетных служащих отменены (1), зарплаты инженеров сохранены, зарплаты чернорабоих значительно увеличены). Первая тенденция – работать меньше и получать больше, то что Женералитат поощрил своим декретом от 24 июля 1936 г. Показательно, что каталонцы, низведенные до состояния юридических призраков, провозгласили рабочую неделю в 40 часов и 15 % -е увеличение зарплаты, при том, что потребности революции были огромны, а Женералитат не имел никакой власти над Банком Испании.
Вторая реакция на проблему денег состоит в установлении единой зарплаты (как в транспорте), что должно было сделать невозможным инфляцию и черный рынок, однако все это очень быстро появилось, причем не только в Каталонии, но и во всей республиканской Испании. Очевидно, что республиканская зарплата не обязательно является фиксированной, однако она была установлена исходя из того, что цены будут фиксированы.
Эта реакция на проблему денег была характерна для аграрных коллективов и приобрела популярность после известия о победе при Барселоне, по мере того как вырисовываются очертания республиканской Испании. Здесь также имели место две тенденции: отказ от денег (в некоторых случаях – сжигание) и «сложение в кучу», установление местной денежной системы. Местные особенности и дискуссии в (местных) общих собраниях о том, как изменить систему, кратко обобщены вот в этом свидетельстве эпохи: «Все то, что было сделано тогда, делалось немедленно и в качестве эксперимента. В первые дни раздали боны, на которые можно было купить все необходимое. Позже создали эти бумажные деньги, а ныне мы предпочли книжку производителя. И до сих пор это лучшее из того, что мы сделали на практике» (Bujalance, province de Cordoue, 25/9/36). (испанский текст в кастильском издании с. 184). Там не было и развития ресурсов, которые позволили бы перейти к коммунизму через изобилие, если распределить среди всех поровну. Это также было следствием мачистской иерархии. В ненормированной экономике равенство фактически устанавливается как между людьми, так и между полами. Введя книжки производителя, коллективы поставили женщину в невыгодное положение, так как она всегда зарабатывала меньше мужчин. Гастон Леваль так сказал в итальянском издании своей книги: «Примерно в половине аграрных коллективов зарплата, которую им (женщинам) платили была ниже зарплаты мужчин, а в другой половине зарплата была такой же – эти различия можно объяснить тем обстоятельством, что редко когда молодая женщина жила одна (!!)» (с.315). Я лично, хоть и не располагаю данными о зарплате во всех коллективах, не вижу аграрных коллективов, которые осуществили бы равенство в зарплате между мужчинами и женщинами. И этот факт позволяет объединить эти две ситуация с городскими и сельскими коллективами исходя из того, что и в том, и в другом случае принимается семейный доход, подразумевающий блок, семейный клан, развитие которого утверждается через свадьбу и уход детей. И, естественно, уровень дохода был различным для женатых мужчин, холостых мужчин, незамужних женщин, детей и стариков (часто разведенных). Лишь несколько предприятий установили равенство зарплаты. Еще один пункт, который объединяет эти два типа коллективов – это проблема обмена, приобретения имущества вне коллектива. Во всех случаях оценка делалась в песетах, и устанавливалось соглашение о выплате коллективом денег частному лицу или же об обмене между коллективами, насколько это было возможно. Тут нам мешает нехватка статистических данных о продуктах, которые имелись в распоряжении как на рынке (разрушенном), так и в коллективах региона и в других самоуправляемых отраслях.
И тут, разумеется, мы приходим к третьему аспекту: банку, который остался в руках у (капиталистических) республиканских буржуа, несмотря на желание захватить его, и пример реквизиции банка Овьедо в 1934 (то, в чем Федерико Монсени в «Октябрьской революции» увидел проявление большей революционной сознательности по сравнению с Парижской коммуной). Можно также добавить, что были и анархо-синдикалистские попытки завладеть золотом Банка Испании в Мадриде (смотри Por qué perdimos la guerra Абада де Сантильяна и Durruti Паза) так как политическое сотрудничество, которое практиковали профсоюзные лидеры CNT-UGT искажало самоуправление банками. В этой ситуации двоевластия, смертельно опасного для самоуправления, как показал исторический опыт (Германия и Италия в 1918-1920, СССР с 1917 по 1921) отмечается, тем не менее, определенное развитие этого процесса.
В Каталонии изданный в октябре 1936 г. закон полностью исказил ход эксперимента по самоуправлению в промышленности, поставив коллективы в зависимость от правительственных кредитов, которые давались исключительно в зависимости от политической окраски министров и, соответственно, политической окраски самих коллективов (2). В Арагоне местная статистика запасов и потребностей была налажена и функционировала надлежащим образом, однако на уровне обмена с другими провинциями и с заграницей давала себя знать размытость ответственности между организмом, ответственным за внешнюю торговлю коллективов, и некоторыми коллективами, достаточно богатыми, чтобы торговать напрямую. Существовала, разумеется, и касса компенсации для бедных коллективов.
В провинции Валенсия ситуация вскоре стала безвыходной «благодаря» компартии, которая предложила организацию экспорта конкурентоспособных цитрусовых, саботируя экспорт CNT-UGT, в результате чего возникло неразрешимое противоречие: отказ от торговли между самоуправляемыми организмами и организациями, зависящими от компартии. Чтобы уменьшить сопротивление противников и вооруженных врагов самоуправления приходилось создавать экономические отношения, основанные не на рентабельности, а на политике: Аско (провинция Таррагон) получила финансовую помощь от профсоюза парикмахеров Барселоны, поскольку один из членов этого профсоюза посетил этот коллектив во время отпуска после болезни, чтобы купить электрический насос, и этот же коллектив прибег к помощи товарищей из профсоюза каменщиков Гранолльера (Granollers), чтобы вместе собрать оливы.
Понятно, что в атмосфере недоверия персональные отношения что-то гарантируют, но в случае Аско минимум координации мог быть осуществлен на уровне самой провинции. Как нам представляется, этот случай должен показать, что отношения между федерациями коллективов были далеко не ясны.
CNT, отказавшись от банковского самоуправления, сочла необходимым создать банк для анархо-синдикалистских экономических органов. Когда все признали, что «Идеал… уничтожения денег немыслим» был предложен проект банка с тремя функциями: банк профсоюзов, банк производителей (аналог нынешних сберегательных касс), банк внешней торговли (согласно Амескуа (Amezcua) в Солидаридад Обрера, 16/2/37, с. 2). Этот проект был наконец реализован на расширенном экономическом пленуме в январе 1938, резолюция которого воспроизведена в книге «СNТ в Испанской революции» (La CNT en la revolución española de Peirats (tome 3, chap. 1).
Как мне представляется, на практике это было не слишком эффективно. На уровне коллективов, как индустриальных, так и аграрных, по моему мнению, обычная ситуация с внутренней зарплатой через книжку производителя и обменом или же использованием песеты для внешней торговли существенно не менялась между 1937 и 1938 гг. (для Арагона и Каталонии) и 1939-м (для других регионов). Такова была постоянная банковская операция, при которой обмен происходил сверху, а не снизу.
Коллективы управляли своим производством, часть продукции отправляли даром на фронт и часто принимали беженцев. Это не было инвестициями в современном смысле этого термина.
Необходимо выиграть войну, чтобы упрочить завоевания революции. И для коммунистов предполагаемая цель – выиграть войну, чтобы, в случае успеха, начать революцию. Фактически, Центральный комитет всегда подчинялся СССР и его внешней политике (как и все компартии, вплоть до аплодисментов пакту Сталина-Гитлера 1939 г.). Практически, экономические потери, в которых была виновата компартия, как напрямую (атака на самоуправление в Арагоне во время сбора урожая), так и косвенно (саботаж кампании по экспорту цитрусовых 1937-1938 гг.) трудно оценить.
Но это необходимо сделать, чтобы иметь общую финансовую оценку их подрывной деятельности против самоуправления. Это смешение, продолжение экономической жизни с денежными знаками или без них, или же с деньгами, непригодными для спекуляции – все это составляет наиболее важную характеристику этого эксперимента. Но и многие другие пункты также важны: превращение зажиточных в бедных (например, в коллективизированных деревнях Арагона, когда локальные деньги или книжка производителя заставили богатых войти в коллектив и прозябать там) и возможная тезаврация (возвращение к спекуляции) на определенном уровне (возможно, руководители были эмбрионом нового класса?).
Я, со своей стороны, думаю, что положение богатых в аграрных коллективах изменялось лишь тогда, когда НКТ и ВСТ действовали совместно, в противном случае компартия создавала фракцию в ВСТ (под своим контролем), которая покровительствовала зажиточным в том числе в их противодействии самоуправлению . В городах зажиточных почти не трогали.
Кроме того, я думаю, что в аграрных коллективах руководители в большинстве своем знали о возможных искажениях и опасались их. И, напротив, складывается впечатление, что индустриальные коллективы были менее защищены, хотя я и не могу представить процентное соотношение. Можно добавить, что торговля, основанная на обмене, некоторое время успешно применялась (страны Востока – страны Запада, во многих случая) и что если бы анархо-синдикалисты ввели в действие свою систему, то она заработала бы.
Напротив, неопределенное состояние признавалось за эталон, начиная с песеты, сильно пострадавшей от инфляции и зависящей от банка; мне неизвестны попытки установить систему обмена, основанную на иной системе расчета (час труда в аграрном коллективе отдельного региона; фиксированные сведения: хлеб, молоко и мясо).
Все это необходимо исследовать.
Франк Минц
(Статья вышла в «Беседах о самоуправлении», Лион, 1979., дополнена в 2008 г.)
(1) Самые высокие зарплаты достигают «неоправданных» вершин, так, например, в 1973 г., во время захвата завода Лип в Безансоне стало изветно, что один министр, серый кардинал Жискара (очевидно, имеется ввиду президент Жискар д'Эстер прим. переводчика) Понятовски получал зарплату только за помощь на уровне совета управления (т.е. по блату). Все это ничуть не изменилось и только усилилось в XXI в.
(2) То же самое происходило в большинстве индустриально развитых стран. При реальном социализме все это также происходило, но при помощи коррупции или tolkatchей «которым поручалось вести осаду министров или снабжающих предприятий, пока они не выделят недостающие кредиты, свидетельства о покупке, материалы или оборудование» (Panorama de l'URSS, numéro de février mars 1979 du Courier des Pays de l'Est, p. 155 et ss., citant Pravda, 25/2/72, p. 3 et Izvestia, 18/1/78, p. 6).
(3) Песета испытывает «снижение покупательной способности» во всей республиканской зоне, тогда как заработки в аграрном секторе остаются более или менее на уровне конца 1936 г.
(источник перевода: http://andron-s.livejournal.com/112130.html)
