Какую роль сыграли анархо-синдикалисты в обеих революциях начала XX века и установлении пролетарской власти?
И Февральская, и Октябрьская революция 1917 года были совершены конгломератом социалистических и националистических движений – от левых эсеров до армянских дашнаков. В обыденном же сознании эти события обычно связываются только с большевиками. Между тем, значительная роль в обеих революциях и в установлении пролетарской власти принадлежит и российским анархистам. Численность членов их движения и различного рода кружков осенью 1917-го составляла около 30 тысяч человек, при этом активность анархистов была сосредоточена в обеих столицах и на Балтийском и Черноморском флотах. Большую роль они сыграли и в рабочем движении – в том числе в постреволюционные годы.
Либертарии захватывают фабрики
Еще в конце 1917 года анархисты и синдикалисты имели заметное влияние среди фабрично-заводских комитетов (ФЗК). На Всероссийской конференции ФЗК в октябре и V Петроградской в ноябре либертарии имели, соответственно, 8% и 7,7% делегатов, обладая третьей по размерам фракцией после большевиков и тогда еще не расколовшихся эсеров, обогнав социал-демократов меньшевиков. По утверждению историка Г. Максимова, на прошедшем в январе 1918 года Первом всероссийском съезде профессиональных союзов синдикалистская фракция, включавшая несколько эсеров-максималистов, состояла из 25 делегатов, что при норме представительства 1 делегат на 3-3,5 тысячи человек дает максимум 88 тысяч представляемых рабочих. По другим сведениям, из 416 делегатов, представлявших 2,5 млн рабочих России, было 6 синдикалистов (среди них Максимов и Шатов), 6 максималистов и 34 беспартийных. По самым «пессимистичным» подсчетам выходит, что анархисты представляли всего 18 тысяч человек; если же рассчитывать по процентному соотношению, то получится усредненная цифра – 36 тысяч.
В дальнейшем число представляемых рабочих, даже по самым оптимистичным данным Максимова, постепенно уменьшалось: на втором съезде профсоюзов в 1919 году было 15 делегатов, или 53 тысячи рабочих, а на следующем (1920 год) – всего 10 делегатов, или 35 тысяч. Естественно, такая тенденция была свойственна не только к анархистам. Постепенное уменьшение влияния всех партий отмечается и по данным советского историка С. Н. Канева. Он же дает отличную от предыдущих оценку присутствия анархистов в профсоюзах: согласно ей, на I съезде было 6 анархо-синдикалистов и 6 анархистов из других течений, в сумме они давали 2,3% от общего числа из 504 делегатов, то есть анархисты представляли почти 60 тысяч рабочих; на втором – 5 (0,6%, или 21 тысяча), на третьем – 9 (0,6%), а в мае 1921-го присутствовали 2 анархо-коммуниста и 10 анархистов из других течений (0,4%), – это был последний профсоюзный съезд, на котором оказались представлены анархисты. К 1921-1922 годам представительство либертариев во всероссийском и губернском масштабах сошло на нет.
У анархистов были, тем не менее, живые связи с рабочими на местах. Вскоре после образования новой анархистской группы на Петроградском заводе «Треугольник» в декабре 1917 года в нее вошли 100 человек. Столичные портовики испытывали на себе особенно сильное влияние анархистов. Съезд петроградских портовых рабочих, в противовес умеренности рабочего контроля, одобрил призыв к экспроприации. В находящейся на другом конце страны Одессе в местную федерацию анархистов, помимо группы синдикалистов, входили также группы на предприятиях: заводе «Анатра», фабрике Попова, а также группы кожевников и моряков торгового флота. Одесский анархо-синдикалист Пиотровский участвовал в работе Первой всероссийской конференции фабрично-заводских комитетов. Туда же харьковский либертарий Ротенберг, представлявший завод «Всеобщей компании электричества», был делегирован местным ЦС фабзавкомов.
В Харькове либертарии действовали и в локомотивном депо. По воспоминаниям А. Горелика, «целые железнодорожные участки были под идейным влиянием анархистов», а центральный орган почтовых служащих редактировался анархистом. Г. Максимов утверждает, что на Всероссийском съезде почтово-телеграфных работников «более чем половина делегатов следовала» за анархистами, а в Москве, как говорит Максимов, синдикалисты доминировали в профсоюзах железнодорожников и парфюмеров. В результате усилий товарища Аносова на либертарных принципах строилась и публицистика профсоюза работников водного транспорта Поволжья. В Москве на телефонном заводе председателем завкома одно время был анархист М. Ходунов.
Как утверждал Горелик, в Екатеринославе (современный Днепропетровск), в котором тогда он жил, секретари в союзах металлистов, лекарей, деревообделочников, сапожников, портных, чернорабочих, мельничных рабочих и многих других были анархистами. В фабрично-заводских комитетах Брянского завода, завода Гантке, Днепровского, Шадуард, Трубного, Фрунклина, Днепровских мастерских, Российского общества (Каменское) и многих других анархисты находились в большом количестве и в большинстве были председателями этих комитетов. Екатеринославская федерация анархистов была «распорядителем» 80-тысячной демонстрации в честь Октября. По утверждению Горелика, в Харькове на Паровозостроительном заводе у анархистов было такое большое влияние в конце 1920 года, что когда арестовали участников съезда «Набата», 5 тысяч рабочих устроили стачку солидарности.
Сведения о том, что анархо-синдикалисты имели влияние на рабочих Екатеринославской губернии, подтверждаются тем фактом, что в конце 1917 года председателем Павлоградского уездного исполкома был избран А.М. Аникст, который позднее порвал с группой «Голос труда» и вступил в ряды правящей партии. На юге синдикализм стал распространяться в среде рабочих-цементников и докеров Екатеринодара и Новороссийска.
Историк Канев не считал, что анархисты добились большинства в каком-либо из ФЗК, однако осенью 1918 года анархо-синдикалисты получили 60% голосов на выборах делегатского совета Петроградского почтамта. В апреле 1918 года на III съезде почтовиков и телеграфистов 18 анархо-синдикалистов представляли 6,7% работников отрасли. Анархист Григорьев представил проект, защищавший принципы децентрализации и федерализма. По его предложению, центральные органы почтово-телеграфного союза должны были создаваться только на губернском и областном уровнях. После жарких дебатов синдикалисты присоединились к близкому по духу проекту левых эсеров, также стоящем на платформе федерализма, и совместно с группой беспартийных они оппонировали большевикам, но проиграли с небольшим перевесом: 93 голоса за блок левых эсеров и анархистов против 114 за большевиков. И тем не менее, вплоть до разгрома партии левых эсеров в июле 1918-го, они совместно с анархистами, действуя в руководящих органах, небезуспешно отстаивали децентрализованную структуру на практике.
Автономия и свобода
Анархисты, действуя в профсоюзах, везде пытались отстоять независимость и автономию местных ячеек, федеративную структуру объединения. А большевики, в свою очередь, старались любыми способами получить руководящие органы в свои руки.
Несколько примеров. Показательна история отношений советской власти с профсоюзом железнодорожников в конце 1917-го – начале 1918 годов. Исполнительный комитет этого союза (Викжель) выступил с открытой оппозицией большевикам, которые имели в нем всего несколько человек из около 40 членов. Викжель потребовал создания «однородного социалистического правительства» и пригрозил всеобщей забастовкой на железных дорогах. Исполнительный комитет профсоюза напрямую управлял работой железных дорог. Тогда большевики пошли на раскол – созвали собственный железнодорожный съезд, который избрал другой исполнительный комитет (Викжедор), состоявший из большевиков и левых эсеров. Новый орган получил поддержку и признание правительства, член Викжедора Рогов стал народным комиссаром по делам железных дорог. Далее, чтобы подорвать влияние Викжеля, власти выпустили положение, по которому управление каждой железной дорогой передавалось избранному железнодорожными рабочими и служащими совету, а всеми железными дорогами страны – Всероссийскому съезду железнодорожных депутатов. Уже в марте 1918-го, однако, Народный комиссариат путей сообщения получил диктаторские полномочия в деле управления железными дорогами.
Что же до организаций работников водного транспорта, то насадить централизм большевикам удалось только к началу марта 1919 года. Анархисты-водники, подобно почтовикам, оппонировали централизации на своем I отраслевом съезде. Большевики пребывали в меньшинстве, и съезд высказался в принципе за создание единого отраслевого союза во главе с «Цекводом», однако во временном уставе, по мнению Канева, недостаточно подчеркивались принципы централизации и дисциплины. Центральный комитет работников Волжского бассейна («Центрволга») проводил свою независимую политику и не подчинялся «Цекводу», в свою очередь, некоторые мелкие союзы пытались проводить автономную политику уже и по отношению к «Центроволге». В феврале 1919 года второй съезд работников водного транспорта преодолел «местничество» областных представительских органов, попросту упразднив их и передав больше власти «Цекводу».
То есть большевики шли на раскол тогда, когда им это было выгодно, при этом борясь с «местническими» и «цеховыми» интересами тех союзов, в которых не находили поддержки.
Анархисты имели определенное влияние среди шахтеров. Еще до I Всероссийского съезда профсоюзов анархо-синдикалисты организовали 25-30 тысяч донбасских шахтеров в районе Дебальцево на платформе американского объединения «Индустриальные рабочие мира» (ИРМ). Американский историк П. Эврич уточняет: донбасские шахтеры включили в свою платформу вступление к уставу синдикалистского союза ИРМ: «У рабочего класса и класса эксплуататоров нет ничего общего. Пока среди миллионов рабочего люда господствуют голод и лишения, а меньшинство класса эксплуататоров ведет обеспеченную жизнь, мира между ними быть не может. Борьба между этими классами должна продолжаться, пока организованные как класс рабочие всего мира не завладеют землей, средствами производства и избавятся от системы наемного труда».
Союз был разгромлен казаками, убившими его организатора Коняева.
В Черемховском угольном бассейне (под Иркутском) анархист А. Буйских занимал посты председателя профсоюза шахтеров и главы исполкома Черемховского совета рабочих и крестьянских депутатов. Уже в мае 1917 года под его руководством шахтеры завладели одним из рудников и заводом, передав управление рабочим комитетам. А в конце декабря – начале января 1918 года была проведена полная социализация: передача рудников и заводов в собственность Черемховского совдепа, при полном управлении на местах выборными рудничными и заводскими комитетами. Конец этому начинанию положило восстание Чехословацкого корпуса.
Пекари – последний оплот синдикализма
В существовавших условиях, не имея возможности свободно действовать на местах, анархо-синдикалистам оставалось либо увязнуть в «профсоюзном парламентаризме» с слабой надеждой добиться руководства отраслевыми союзами в общероссийском масштабе, либо создавать собственное независимое от государства рабочее движение. Попытка образования Всеобщей конфедерации труда осталась только попыткой, однако еще в 1918 году кое-где подобные раскольнические попытки были успешными: пекари Рогожского района Москвы выделились из общего союза пищевиков. Вообще среди пекарей либертарии занимали очень прочные позиции. В 1918 году анархо-синдикалисты контролировали профсоюзы пекарей в Киеве, Харькове и Москве. По воспоминаниям знаменитой американской анархистки Эммы Гольдман, прожившей два года в советской России, союз пекарей был весьма воинственным. Его члены говорили о профсоюзах, подконтрольных государству, как о лакеях правительства. У профсоюзов, по мнению пекарей, не было никаких независимых функций, они исполняли долг полицейских, а рабочим голоса не предоставляли.
Один из лидеров московских пекарей, анархо-синдикалист Николай Павлов писал в «Вольный голос труда», а затем входил в Союз анархистов-синдикалистов-коммунистов; на II Всероссийском съезде пищевиков анархо-синдикалисты составили резолюцию по тезисам Г. Максимова. В самый разгар военного коммунизма и красного террора либертарии не побоялись открыто призвать бороться за установление вольно-советского безвластного строя и передачу управления экономикой в руки рабочих и крестьян. К началу 1920 года это был единственный московский профсоюз, часть которого сохраняла верность либертарным принципам.
Когда власти попытались заменить руководство союза большевистским, позиция пекарей была непреклонной: они угрожали прекратить работу, если им не позволят выбрать своего делегата. Когда же ЧК собралось арестовать избранного кандидата Павлова, они окружили его, что позволило ему спокойно добраться домой. Благодаря выдвинутому ультиматуму пекари добились признания своего выбора властями.
Павлов не раз избирался рабочими в состав Моссовета. В феврале 1920 года на общем собрании хлебопекарни №3 он получил подавляющую поддержку, против его кандидатуры голосовало всего лишь 14 человек. На Первом и Втором съездах союза пищевиков, объединявших пекарей, кондитеров и мукомолов, синдикалисты имели 12-18 голосов, представляя 10-12% делегатов. На местах они имели поддержку в Москве, Киеве, Одессе и Саратове.
Среди пекарей действовали и эсеры-максималисты – Камышев и Нюшенков, первый из них занимал руководящие посты в союзе, – и даже левые эсеры, один из руководителей которых, И. Штейнберг, избирался от них в Моссовет. При этом, как утверждал Г. П. Максимов, анархисты и максималисты действовали совместно.
Поддержка Кронштадта
В начале 1921 года ряд большевиков – Подвойский, Муралов, Ягода, Менжинский и другие – отмечали угрозу возможности выхода рабочего класса в крупных пролетарских центрах из-под влияния большевистской РКП и выступлений против советской власти. 23 февраля 1921 года в Москве вспыхнули рабочие волнения: забастовщики с фабрики Гознак, недовольные уменьшением пайка, устроили трехтысячную демонстрацию, остановившую работу и на нескольких других заводах. В результате столкновений с войсками были жертвы. На следующий день московские заводы взорвались митингами, некоторые частично остановили работу. Поднималась забастовочная волна, на улицах проходили демонстрации, в которых участвовали тысячи человек; еще тысячи бастовали. В московском ЧК отмечали активность меньшевиков и эсеров.
В течение всего февраля 1921 года волновался и Петроград. За первую половину месяца непродолжительно бастовали более тысячи трамвайщиков, почти четыре тысячи работников Балтийского судостроительного завода, устроили стачку и рабочие с Кабельного завода. На других предприятиях проходили собрания и митинги. 24 февраля 300 рабочих Трубочного завода вышли на улицу. На Васильевском острове собралась толпа в 2,5 тысячи человек. Власти ответили введением военного положения. Но забастовки и бунты продолжались и в первую неделю марта. Например, 3 марта не работали Балтийский, гвоздильный, Александровский и Путиловский заводы.
В оперативных сводках ЧК содержится информация о том, что анархисты в Петрограде пытались организовать поддержку восставшему Кронштадту. В помещении группы «Голос труда», по утверждению большевиков, перепечатывались воззвания кронштадцев, оттуда шло их распространение. Собранием завода «Арсенал» 7 марта 1921 года была вынесена резолюция о присоединении к восставшим, а также избрана делегация для связи с ними в составе анархиста, эсера и меньшевика (арестована ЧК). 14 марта на фабрике «Лаферм» чекисты обнаружили анархистские прокламации.
Московские анархисты в дни Кронштадта пытались организовать «Анархистский совет действия». Представителями различных течений, вплоть до наиболее лояльных «анархо-универсалистов», распространялись листовки с призывами поддержать кронштадцев. На заводах, как отмечало большевистское руководство, либертарии выступали заодно с меньшевиками и эсерами. В частности, на московском заводе Бромлея, принявшем прокронштадтскую резолюцию 25 марта, политическую оппозицию режиму возглавляли левый эсер И. Иванов и анархист Круглов. На митингах выступал анархо-универсалист В. Бармаш. Но все же стоит отметить, что меньшевики с эсерами в чекистских сводках упоминаются гораздо чаще, следовательно, и их роль в рабочей среде была заметнее.
Разгром анархистско-рабочего движения
В качестве ответа на забастовочную волну 1921 года Политбюро постановило ужесточить аресты всяких рабочих активистов и членов оппозиционных партий. Конкретно это выразилось в приказе ВЧК всем губернским чрезвычайкам «изъять» анархистов, эсеров и меньшевиков из числа интеллигенции, а также активных их представителей на заводах. При этом с основной рабочей массой действовать следовало осторожно: аресты на виду не производить, и принимать всякие меры по разложению толпы, включая в нее «коммунистов».
Через неделю, в ночь на 8 марта, были арестованы свыше 20 анархистов, в том числе члены исполнительного бюро РКАС, Ярчук и Максимов; в Петрограде и Москве учинен погром в издательстве «Голос труда». Аресты анархо-синдикалистов происходили по всей России, им вменялось в вину желание участвовать в съезде организации, запланированном на 25 апреля 1921 года. Максимов и Ярчук содержались в Таганской тюрьме, в мае к ним присоединились члены «Набата» Волин и Мрачный. Само издательство было закрыто. Как признавали чекисты, массовые аресты в Петрограде сыграли свою роль, лишив забастовочное движение организованного руководства.
После подавления Кронштадтского восстания ЦК партии большевиков рекомендовало не допускать легализации деятельности анархистских групп и открытия клубов, а вести с ними самую настойчивую идейную борьбу. Причем помимо поддержки анархистами восстания, им ставилось в вину «их выступления на заводах и фабриках, их агитация и работа в крестьянском союзе, их разлагающее и дезорганизующее влияние на нашу [РКП] работу, попытка развратить отдельные наши союзы рабочих, как союз пищевиков», то есть, собственно, любая синдикалистская деятельность.
Руководство ЧК, в свою очередь, предлагало проводить репрессии против анархистов по мере проявления ими активности. Еще раньше чекисты рекомендовали очистить систему образования от анархо-синдикалистов. Ленин хотел создать при оргбюро ЦК комиссию, которая занималась бы чисткой руководящих профсоюзных органов, что и было сделано 1 января 1922 года. К марту 1922 года анархисты уже не были представлены на профсоюзных съездах.
Еще раньше условием открытой деятельности «анархо-универсалистов», лояльно относившихся к руководству страны до начала Кронштадта, была их полная подконтрольность властям, отсутствие критики и агитации. Чекисты подчеркивали недопустимость работы этих наиболее преданных режиму анархистов среди рабочих. При этом над ними непременно должно было быть установлено наблюдение. А если вдруг оказывалось, что их выступления привлекали много слушателей, их помещения старались под тем или иным предлогом занять.
Большевики в будущем терпели некоторые наиболее экзотические организации анархистов постольку, поскольку признавали их существование – как компрометирующее анархистское движение – в целом желательным.
На этом легальное анархистско-рабочее движение в СССР было прекращено, и с тем размахом, с каким оно действовало в первые послереволюционные годы, оно не возрождалось.
Добавить комментарий