Украинский художник рассказал об уличных драках, борьбе идей и буржуазных выставках
- У тебя когда-нибудь брали интервью раньше?
- Да. Разные буржуазные издания в отношении выставок, которые у меня были.
- Когда ты влился в анархистский и антифашистский движ?
- Я тогда учился еще в художественной школе. В третьем классе мне привили любовь к панк-року, да и вообще к тяжелой музыке мои одноклассники. Мне тогда было 11 лет. Как ни странно, у нас в школе было очень много нацистов. Известные персонажи в киевской наци тусовке: Рома «Сатана», «Ключ», братья Беловы. Вообще, одни из первых бонхедов Киева с нашей худ. школы. Эти типы приходили в немецких касках, со свастиками, кидали зиги. Еще они над корейцами издевались. Из школы меня выгнали в итоге. Но после нее осталась ненависть к нацистам на всю жизнь. Ну и политические вопросы меня всегда волновали. В моей семье бабушка четко стояла на монархических позициях, мама агитировала за коммунизм, а папа за капитализм. В детстве я ходил в протестантскую школу и был верующим. Я был человеком, который хотел чему-то повиноваться, какой-то идее. Следовать чужим взглядам. Поэтому я стал либеральным демократом. Потом я начал заниматься самообразованием, читать книги. Стал аполитичным. Уже потом анархистом.
- Расскажи, с кем тусил тогда, в начале 2000-х.
- Для меня уже тогда быть панком значило: иметь анархистские позиции. Продвигал среди молодежи правильный антифашистский панк-рок. В Киеве тогда не было даже подобных панк-групп, все слушали записи из-за бугра. Тусили в центре компанией из трех человек, одевались как скинхеды. Занимались тем, что клеили антифа стикеры и получали люлей от взрослых бонов. Тогда все тусили вместе: и боны и панки. Всем было пофигу на какие-то идеи. Бухали, и все. Потом уже пошло разделение. И тогда нас стало уже шесть человек. Все дети 16-18 лет. Хотели драться с бонами, но особо не умели, боялись вступать первыми в конфликты. Но все равно провоцировали: подходили, вскидывали правую руку, если так же отвечали, нападали, били и кричали «антифа». Позиционировали себя как аполитичные антифашисты. Хотя были и левые среди нас. Их сагитировали взрослые левые. Я тогда молодых разубеждал в левой идее. Говорил, что все это говно. Хотя сам мало тогда разбирался в политике. Для меня фашизм проявлялся только в расизме. Я тогда не понимал, что фашизм – это все, что нас окружает, кроме каких-то исключений.
- Успехи были?
- Перестали бить негров и стали бить нас. Мы приняли удар на себя. Наци начали бороться исключительно с нами.
- На аргументах акционировали? Долго так продолжалось?
- Дрались только врукопашную. На голых руках, ну и ногами. Ну, достаточно долго. Нападали на меньшие по численности группы нацистов. Так как они были старше нас, и у них всегда была привычка носить холодное оружие. Потом стали драться равным количеством. Когда стали более опытные. Потом появилась первая антифашистская группа Киева в нашей тусовке Rebel Boys. Они дали первый антифа концерт в Кинотеатре «Загреб», хотя его красные организовывали. Туда потом пришли боны, но драки не было. Охрана не дала подраться.
- Картины когда писать начал?
- Картины писал я всегда. У меня родители художники. Но на антифашистскую и социальную тематику начал писать в 17-18 лет. Понял, что искусство и творчество состоит из формы и содержания как и весь мир. Мне менее важно, как человек поет, важно, что он поет. То же самое и в визуальных изображениях. Ты смотришь, какую информацию оно несет, а как нарисовано… Я читал и читаю достаточно книг по анархии и в беседе всегда готов раскрыть положительные стороны идей анархизма. Рисую картины и посредством них общаюсь с людьми. Могу, как заевшая пластинка повторять «анархо-синдикализм» миллион раз. Хотя себя к нему не причисляю. Склоняюсь больше к анархо-индивидуализму. Нравится Штирнер, Прудон.
- Все твои картины связанны с насилием. Анархистским и антифашистским, лозунги и аббревиатуры популяризированные. С чем это связанно?
- Мне нужны привязки к картине. Должна быть видна доступность информации, чтобы обычные люди понимали, как выглядит это визуально. К примеру, на центральных улицах Киева некоторое время стояли лайтбоксы с изображением символов анархии, портретами Махно и Дурутти и их цитатами. Насилие в моих картинах отображает нашу борьбу, люди видят и понимают, что драки на улицах могут носить и политический характер, что вокруг них происходит идеологическая борьба. На мои картины смотрят люди из среднего класса, которые сейчас плохо понимают, что вокруг них происходит. Такие вещи, как голод и войны, они не хотят видеть вокруг себя. Кстати, я отчасти за некий реформизм, то есть за то, чтобы начать сначала широкую пропаганду наших знаний, а уже потом внести в общество наше воззрение на то, как мы будем делать революцию. Например, резня – это следствие, а причина – это несвобода и еще тысяча других причин.
- А с кем надо бороться сейчас?
- Прежде всего, с необразованностью и несознательностью. С отсутствием мотивации народных масс к революции.
- У тебя в картинах две противоборствующие линии. Это анархисты и антифашисты с одной стороны, и нацисты, менты и капиталисты, с другой. Как бы ты охарактеризовал свое искусство? Почему выбрал такие формы?
- Я его позиционирую, как символизм. Я знаю, что картин у нас никто не пишет. Практически я вынужден это делать. Знаком с некоторыми работами различных леваков. Мне не очень нравится их стиль. Все очень размыто, завуалировано. Не имеют определенности. Думаю, что это из-за давления со стороны властей.
- Тебя самого преследовали за твое искусство?
- Пока нет. Дело в том, что сейчас мои работы идут на хорошие выставки. Я, так сказать, сотрудничаю с буржуазией. И картины они же покупают. В этой среде не репрессируют. В другом же случае работы мои вообще бы не дали выставить. Украинская Комиссия по морали меня не трогает.
- На каждой картине у тебя изображены эмблемы «А» и «Е». Зачем так много?
- Хочу приучить людей к этим символам. По тем же самым причинам я также использую наличие анархистских книг в картинах.
- Как относишься к различным левакам и красным вообще?
- Я терпеть не могу Троцкого, и один раз он даже мне ночью снился. Проснулся, как после кошмара. До этого я смотрел «9 жизней Нестора Махно». Так что ненавижу красных за исторические расклады. Сначала они предали украинских анархистов, русских, Кронштадт. Они предали всю нашу революцию, а также в Испании. У белых хотя бы честь была, в отличие от красных комиссаров. Я не общаюсь с красными политиками, не хочу быть таким же наивным как мои товарищи в прошлом. Красные – это контра. Они только меняют власть, и власть остается властью.
- Как представляешь себе современных анархистов?
- Хотелось бы меньше субкультуры в движении. Никакой пользы для анархии на практике она не дает. Очень правильные идеи, что не надо пить алкоголь и кушать мясо. Но в сектантство это не должно перерасти. Эстетика Черного блока крутая, но должна быть к месту.
- Твое творчество – это только картины?
- Я пишу стихи, может, будут скульптуры. Делал инсталляцию «Сон Синдикалистки». В красно-черных, черно-зеленых цветах. Лежит девушка на красно-черной постели и видит сон с революцией.
- Какую картину сейчас пишешь?
- На выставку рисую. Там все в образах. Тонущие капиталисты и девушки-анархистки в облаках. Я всегда рисую женщин, как целомудренных революционерок. Это так по языческому матриархату. Мужчины там как клерки и мусора погибающие. Хочу нарисовать картину с портретами современных погибших антифашистов вместе с деятелями испанской революции, борцов с Франко.
Беседовал Алексей Иксрашиксов
Добавить комментарий