Анархизм возник в эпоху капитализма как одна из альтернатив ему. Антикапитализм всегда являлся его неотъемлемым атрибутом. Будь то русские революционеры-народники, или крестьяне-махновцы, или испанские рабочие в 1936 году, требования общественной собственности на средства производства и ресурсы, социального равенства, уничтожения частной собственности на средства производства, которые “хранят” капитализм, радикальное обобществление частного и государственного капитала, увеличения и распределения общественного богатства высказывались всегда.

Современная проблематика этого вопроса заключается в том, что нынешнее либертарное движение совершенно объективно столкнулось с проблемой использования отдельных его лозунгов правыми – националистами, а иногда и нацистами. Сегодня – в начале XXI века, в отличии от начала XX, антикапитализм как политическое требование, как лозунг уже существует в двух формах – либертарной и националистической. То, что антикапитализм может быть правым, а может быть левым, не является феноменом. Национализм всегда тяготел к казарменным (государственническим) формам социализма. Даже в национал-социалистической партии Германии некоторое время существовало “левое” крыло, однако, именно сегодня, благодаря процессам глобализации капитала, правый антикапитализм серией террактов 11 сентября 2001 года в США заявил открыто о себе.

Действительно ли национализм сегодня как-то деформировался и стал антикапиталистическим по сути в новой ситуации, или его просто используют крайне правые политики как один из популярных лозунгов? Капиталистическое государство – это особый тип государства – оно более централизовано, власть в нем носит совершенно светский характер, оно более четко очерчено регионально, в отличие от государства феодального и пр. Утверждать, что развитое государство есть целиком результат только капиталистического способа производства – это идеология, а не знание, и потому невозможно критиковать позицию антикапитализма националистов исходя из того, что государство невозможно без капитализма. Государство не только возможно без капитализма, но история цивилизации homo sapiens знает такие примеры. Можно, конечно, найти вновь увертку и утверждать, что государство невозможно без капитализма только в современных исторических условиях, но это опять будет не то. Ключ к раскрытию и пониманию феномена правого антикапитализма лежит совершенно в иной области. Лежит именно в философии как способе мышления и в том, что логично следует из этого способа мышления. Любая правая философия – это философия неравенства. Правый может быть даже не расистом, не сексистом и не гомофобом, но никогда на свете он не откажется от государства как социального института, культивирующего неравенство в обществе, иначе он просто перестанет быть правым. Поэтому для либертарной философии уничтожение капитализма есть уничтожение эксплуатации и угнетения в принципе, для националистической – лишь замена их на другие формы, возможно, не капиталистические. Правый способ мышления исключает понятие равенства, поскольку для него любая отдельная личность не есть ценность, он мыслит другими категориями – нация, раса, государство и соответственно не принимает любую форму культуры и социальные институты, в основу которых положен этот принцип. Почему он так мыслит – вопрос специального исследования.

В современном мире националистическая форма антикапитализма есть сопротивление процессам глобализации капитала в западных странах – со стороны мелкого, среднего бизнеса и маргиналитета, в пороговых – со стороны крупных бизнес-элит, пытающихся сделать для себя эти процессы более выгодными и со стороны эффективно запропагандированного ими люмпенизированного населения.

Анархисты не рассматривают капитализм как последнюю эпоху развития человечества. Как в свое время буржуазные революции вихрем внесли и утвердили в общественное сознание понятия гражданин, человек и его права, и в обществе формально стали закрепляться взаимоотношения (пусть фактически кое-где слабо действующие) равенства, так и новый социальный катаклизм призван внести в общество и закрепить с помощью социально-политических преобразований понятия личность, антиавторитарность, сделав социальное бытие более свободным.

Антикапитализм может быть общинным, может быть националистическим, может быть коммунистическим. Каков либертарный антикапитализм? Полное обобществление частной и государственной собственности на средства производства и на ресурсы. Управлять и контролировать эту собственность общество сможет только через новые неавторитарные социальные институты прямой демократии, объединенные друг с другом на принципах децентрализованного федерализма. В процессе этого обобществления не должно быть никаких этапов и переходов в виде “отмирания” государства.

Есть ли анархизм уничтожение товарно-денежных отношений, коммунизм? Товарно-денежные отношения – не фетиш. Они лишь форма движения товаров и услуг. Обмен одного товара на другой невозможно запретить или уничтожить. Антикапитализм – движение против капитала, а товарно-денежные отношения существовали и до капитализма. Может быть, товарно-денежные отношения как форма меновых отношений останутся и в либертарном обществе, но сама структура либертарного общества будет такова, что у его членов не возникнет потребности скапливать в своих руках товары или деньги, а также покупать и продавать свою рабочую силу и быть эксплуатируемыми или эксплуатировать.

Почему анархизм против капитализма? Потому что он “загнивает”, и мы лишь как эдакие муравьи должны лишь помочь истории? Нет. Либертарии хотят анархического общества не потому, что производительные силы вступили в конфликт с производственными отношениями. А потому, что рабочий Петров встает в пять утра, идет на работу, получает зарплату, которой только-только хватает на то, чтобы содержать семью, а по выходным напивается от тоски и внутренней моральной неудовлетворенности. Это есть принципиальный момент в либертарном антикапитализме: уничтожение эксплуатации и угнетения не потому, что их прогрессивная историческая миссия исчерпана, плевать нам на ее прогрессивную историческую миссию! а потому, что личность ежедневно подвергается эксплуатации и угнетению – и таких личностей большинство в нашем обществе. Исторические закономерности здесь для нас – на втором плане. Нужно всегда помнить начальную посылку социализма! Социально-политической теории, с которой он начался! Нужно помнить, что социализм начался с того, когда человеческое знание обратило внимание на то, что материальные богатства создает конкретный индивид, который трудится совместно с остальными и который отчужден от результатов своего труда.

В заключении данной главы несколько слов о так называемых о “анархо-капиталистах”. Назовем их лучше “правыми анархистами”, так как сочетания слов “анархо” и “капитализм” в принципе не совместимы. В России как правило “анархо-капиталистами называют тех, кто отрицает так называемую “классовую и материальную основу, природу государства”[9]. Для которых государство не институт распределения, не инструмент привилегированных слоев общества, складывающийся исторически в результате материального и духовного развития общества, а в большей степени в результате духовного. По сути такого рода анархисты борются против угнетения как такового, неравенства как такового, в отрыве от социальных явлений и от производства. Они видят неравенство лишь в политической сфере общества, не замечая его в сфере производства, материальных взаимоотношений, в отношениях между наемным работником и работодателем, не замечая эксплуатации или не видя ее в подавляющей части материальных предпосылок. В целом же с “анархо-капиталистами” необходима дополнительная дискуссия, прежде чем делать выводы. До сих пор не понятно – то ли они за товарно-денежное производство после социально-политической революции, то ли они просто отрицают первичное влияние материального производства на развитие общества?

В 

В 

8. Искусство

В 

С одной стороны искусство предоставляет личности уникальную возможность для самореализации. С другой - многие культурологи, читатели, зрители приучены мыслить авторитарно. Автор, сделавший какой-то новый шаг в жанре какого-либо искусства, объявляется гениальным, возвеличивается путем пропагандистских акций над остальными людьми. Идея иерархии, неравенства проникает в нематериальную культуру. Пушкин – гениальный, Эйнштейн – гениальный, Маркс – гениальный и пр.

Еще более авторитарным является явление “поп-звезд”, когда люди, обладающие в общем-то средними способностями в том или ином жанре, становятся объектом массового поклонения за счет тонко просчитанной менеджмент-политики. Их популярность поддерживается в подавляющей части не за счет прямого контакта со зрителями, а за счет покупки эфира в телевидении и других средствах массовой информации. После смерти, не смотря на попытки отдельных поклонников реанимировать их творчество, их быстро забывают, поскольку сфера искусства для “поп-звезд” всегда является сферой приложения в первую очередь коммерческого интереса.

Допустим, в литературе, совершенно объективно один писатель пишет лучше, другой хуже. Один более точно владеет приемами выражения, более верно выбирает тему и более оригинален, чем другой. Так, что – это есть авторитаризм? Если стоять на позициях классицизма, то – да. Если считать, что способность Федора Достоевского выразить сильнее, чем способность Одоевского, есть следствие некоего трансцендентного свойства. Если же считать, что талант Достоевского не есть некий трансцендентный дар, а им самим, как личностью, в результате усиленных занятий развитая способность. Способность ни только в смысле техники, а как результат бунтарского движения личности в тех социально-культурных условиях, в которые его поставила жизнь, потому что большинство действительно достойных произведений создаются в момент резкого отчуждения, в которых пребывает личность, которая, отбросив в сторону корыстные и прочие настроения, совершает творческий акт.

Между тем, в современной культурной реальности мы имеем реакцию на авторитарные тенденции классицизма. Она, однако, живет совсем не в тех элементах современной массовой культуры (позволяющих ей при минимуме эстетических достоинств, с помощью средств коммуникаций захватывать максимум повседневного культурного пространства и формировать вкусы) которые являются негативом постмодернизма.

В то время как отечественные эстеты и искусствоведы бьются над вопросом, что же такое постмодернизм[10], пытаясь вычитать что-то между строк в текстах современных писателей, у них под боком живет и развивается явление, которое они не замечают и не хотят замечать в силу своей социальной узости. Это явление они называют “контркультурой”.

Сами по себе панк, рэп, ска, хардкор, слэм-кор и пр., то есть то, что эту “контркультуру” образует, не являются чем-то новым по форме. И в средневековье, и в античности отдельные социальные группы формировали свою “подкультуру”, произведения которой отличал особый набор тем, интересный и свойственный данной социальной группе, особая тональность и форма выражения. Они интересны потому, что уже более тридцати лет образуют свою собственную социальную среду, для которой музыка является ни следствием, а связующим началом, атрибутом и, пусть примитивной, но идеологий. Если “воровские песни”, являются лишь следствием криминальной среды, в которую личность попадает в силу социальных обстоятельств, то панк, хардкор и пр, первоначально возникнув в среде маргинализированной недовольной молодежи, являются обязательным условием контркультуры, в то время как “воровские песни” могут быть, а могут или не быть – для вора главное – воровать. Это не просто музыкальная среда. Не просто сообщество артистов и поклонников. Это способ заявления о себе молодежи больших мегаполисов.

Лучшие образцы панк-рок, хардкор музыки есть, по сути, современная постмодернистская реакция культуры на ее авторитарность. Однако, исходя из принципа “для себя, для таких как я”, эстетическая ценность в более половине случаев не дотягивает до произведений классицизма. Способ выражения почти всегда ниже его. Что конкретно постмодернисткого в хардкор-панк-ска-рэп и т.д. музыке? 1.дистанция между автором и зрителем минимальна 2.нет понятия авторского права 3.трудно найти такую культуру, которая настолько глубоко была бы охвачена иронией.

Эта культура интересна нам еще и тем, что большинство современных либертариев вышло из нее, или до сих пор ее образует.

Кроме того, контркультура позаимствовала некоторые идеи анархизма. Они внутри ее несколько размыты – особенно в той части, что касается политической четкости. Часто эти идеи понимались вульгарно как у Sex Pistols – как просто абстрактный протест. Более того, в некоторых случаях форма подачи материала вызывает антипатию даже у тех, кто сочувствует либертарным идеям. Тем не менее, нужно признать, что контркультура сыграла и продолжает играть определенную роль в пропаганде анархистских идей в молодежной среде, хотя эту роль и не стоит преувеличивать.

Не смотря на лояльное отношение к контркультуре, которое содержится в этом отрывке, она не дает ответа на вопрос о том, как преодолеть авторитарность классицизма. Для этого она должна проникать в свои темы столь же глубоко, как и классицизм. Она этого не может. Музыка контркультуры, как правило, не несет за собой рефлексию, а создает фон, атмосферу, которую необходимо постоянно поддерживать вновь и вновь новым прослушиванием. Пытаясь решить проблему авторитаризма авторского творчества, постмодерн одновременно превратил читателя и зрителя в потребителей, для которых кинофильм, книга, компакт-диск с музыкой или компьютерная игра являются товаром, который должен доставить удовольствие примитивно-развлекательного характера.

Каким образом искусство может отойти от авторитарных тенденций? Где лежит этот выход? В изменении сознания публики – в первую очередь и в изменении сознания авторов. Восхищение, изумление перед новым, действительно талантливым произведением, вполне обыкновенные переживания, и нет в них ничего недостойного. Способ подачи новых произведений критикой публике, способ преподавания литературы и культурологии в школах, университетах формируют подобное восприятие.

Знания культурологии в творчестве как процессе минимальны. Знание еще не проникало внутрь того процесса, в котором создающий художник уверен, что писать нужно именно так, а никак иначе, и анализ разумом этого процесса еще впереди и потому вместо того, чтобы сакрализировать процесс творчества, лучше бы поискать пути анализа его как явления.

В 

В 

9. Религия, понятие веры

В 

То что анархизм нерелигиозная, антитеологичная философия, это даже не подлежит обсуждению. Азы теории анархизма начинаются с критики религии как явления в обществе авторитарного. С точки зрения либертаризма верить в бога безнравственно. “Бог” с точки зрения религии есть сосредоточие центра, истинности, смысла, он – над личностью. Суть либертарного атеизма состоит в том, что бог есть существо авторитарное, а сама религия явление культуры. Что же касается политеистических религий и культов, то, несмотря на их безобидность, они допускают существование трансцендентных существ, а значит допускают существование некоего самого главного существа.

Проблема состоит в другом. По прежнему никто из либертариев так и не ответил на распространенный упрек приверженцев любых религии о том, что анархисты – тоже верующие люди, только предмет их веры не “Бог”, а вера в личность, возможность исправить историю и сделать общество справедливым.

Если убрать из любой религии обряды, каноны и институт культовых учреждений – то есть социальную ее составляющую, то внутри каждой личности, данную религию разделяющей, останется такое явление как вера. То религия как явление социальное через ритуал, молитву, проникает в глубь психики личности и превращается в явление, длящееся на протяжении всей жизни личности.

Главное в этом явлении даже не убежденность в философские каноны данной религии – это само собой разумеется, а то, что вера – субъективный феномен, отталкивающийся от осознания собственной смертности, являющееся спутником самых важных для данной личности чувственно-внутриинтимных переживаний, формирует цельность личности. Если явления в окружающем мире постоянно стремятся к распаду – теплое становится холодным, камень медленно превращается в пыль, то структура личности почему-то постоянно стремится к цельности, к ясности, к пониманию.

Так является ли либертарий верующим – в том смысле, что он разделяет некоторые умозаключения (справедливое общество возможно, историю можно “выправить” и сделать лучше и пр.), стоящие в общем-то на зыбких основаниях, обернутых в гипотезы? Да, является. Но что из этого следует? Да ничего!

Либертарий считает, но не утверждает, что его концепция является единственно верной, любая же религия, пусть даже ее приверженцы веротерпимы, уже в основу своей философии кладет то, что она единственно верная и утверждает это.

Либертарий верит в возможное, религиозный же верующий верит абсолютно. Из веры последовательного либертария не следует религии, как она следует из последовательной веры религиозного человека – то есть обрядов, обязательных для всех философских оснований, учреждений, сооружений культа и пр.

Совершенно безуспешна попытка обвинить анархистов в том, что ранее вместо веры в “Бога” предлагали верить в человека, мы же предлагаем верить в личность. Ничего подобного. Мы не предлагаем верить. Понятие личность для нас не есть культ. Понятие личность предельно конкретно. Может быть, это прозвучит жестко, но личность это есть человек, осознавший себя как живой предмет, осознавший конкретность бытия этого предмета и потому (неавторитарно) преодолевающий свою предметность в сознательной деятельности, борьбе, творчестве, общении.

В современном обществе в религию, как правило, толкают людей уже не гносеологические и культурные предпосылки, а экзистенциальный страх собственной смерти. Стыдно анархисту поверить в “Бога” из-за того, что забоялся смерти. Что тут постыдного? Страх. Дикий, унижающий все твои достоинства страх. С другой стороны, культура не предлагает никаких иных областей, в которых можно было бы от него укрыться: религия – очень продуманный инструмент, сопровождающий личность вплоть до самой смерти, поэтому атеистической личности приходится придумывать собственную систему. Не каждая личность способна сказать себе в предсмертные минуты: “за смертью нет абсолютно ничего”. Задачей анархиста является понять, осознать и быть способным сказать себе это.

Противостояние религиозного и нерелигиозного мировоззрений в нашей культуре еще далеко не закончено. Религиозное мировоззрение узурпировало в себе такие понятия как – смертность, смысл жизни каждой конкретной личности, любовь, которые должны быть у него отобраны, или, по крайне мере, этот монополизм либертарное мировоззрение должно разрушить, если оно хочет быть по настоящему серьезным мировоззрением. Анархист не должен на словах и даже, может быть делах, быть против церкви, а сам тайком верить в “Бога”, или в черта, или в каких-нибудь экзотических духов малых африканских народов и т.д.

В 

В 

10. Угнетение и эксплуатация

В 

В капиталистическом обществе за деньги можно купить не только товары и услуги, но и рабочую силу, поскольку она продается, как и любой другой товар. С точки зрения простой арифметики каждый отдельный индивид в обществе никогда не способен зарабатывать столько, чтобы покупать рабочие силы трех, пятерых и более людей. Каждый здоровый взрослый человек в среднем обладает одной и той же рабочей силой. Так каким же образом получается, что некоторые члены одного и того же общества могут покупать сотнями рабочие силы? Каким образом получается, что скапливаются новые капиталы, благосостояние общества возрастает, если рабочие силы всех людей всегда равны? Ведь накопления и увеличения капитала тогда бы в принципе бы не произошло – он всего лишь переходил бы из одних рук в другие и все.

С этих вопросов, собственно, и начинаются все социалистические теории, и либертарная в том числе. С этих вопросов начинается и теория угнетения.

Классическая социалистическая теория отвечает так: как только в первобытных сообществах появляются здоровые крепкие индивиды, не занимающиеся производительным трудом, то происходит их объединение в отдельные социальные группы постепенно, которые закрепляют за собой права собственности на средства производства, не позволяя тем самым другим членам общества распоряжаться продуктами труда. Концепция, соответственно, предельно проста – средства производства должны быть собственностью тех, кто непосредственно производит. Работаешь на заводе? Значит наравне с остальными работниками должен быть его собственником. Работаешь в газете? Значит, вся редакция должна быть собственником и распорядителем имущества, на котором делается оригинал макет газеты. И так должно быть повсеместно везде. Собственностью общества, а в конкретном приложении – коллективов наемных работников.

Эксплуатация – это регулярное физическое и моральное истощение работника в процессе извлечения прибавочной стоимости. Угнетение – психологическое состояние заэксплуатированного работника, то есть внутриличностное переживание, являющееся следствием властных отношений между работником и работодателем. Угнетение и эксплуатация не тождественны. Иногда под угнетением понимают вообще властные отношения любого рода. Но в данном случае мы будет трактовать это слово более узко, потому что в таком виде угнетение неуничтожимо никогда. Допустим, элементы авторитарных отношений между родителями и детьми вряд ли можно уничтожить полностью после либертарных социально-политических преобразований в обществе. Поэтому задача либертарного общества предоставить ребенку полноценную возможность в случае ухода от родителей выжить и самореализоваться. В современном обществе ребенок, ушедший от родитей попадает либо в тюрьму, либо в прослойку городских люмпенов без определенного места жительства и занятий.

“Меня угнетают” – общий настрой эксплуатируемой личности, которую еще не удалось до конца подавить, который плюс к этому может быть усугубляем общими онтологическими размышлениями о единственности и бессмысленности жизни и т.д., тем более тяжело переживаемыми личностью, настроенной антитеологически. Не смотря ни на какие психологические системы и тренинги, религиозные выверты, полуторамесячные отпуска и улучшение условий труда состояние угнетения возникает вновь, потому что материальные условия угнетения сохраняются. Способ существования над средствами производства, ресурсами и их распределение по-прежнему остается таким, что большую часть сознательной жизни личность растрачивает на добывание средств существования. Лишь некоторым единицам из непривилегированного сословия удается подняться на высокий материальный уровень, остальные же до своей смерти подчиняются правилам игры капиталистического общества, постоянно будучи зависимыми от рабочего места. Угнетение создается комплексом социальных и внутриличностных явлений, итогом которых является полное “вживание” в капиталистическое общество личности, которое, вообще-то существует за счет ее труда.

Следует особо подчеркнуть, что угнетение не тождественно так называемому “отчуждению”, разбираемому экзистенциальной психологией XX века. “Отчуждение” - явление психологии. Выпадение из каких-либо активных социальных связей. Угнетение же происходит, когда личность находится внутри этих социальных связей.

Не смотря на модные теории постиндустриализма, по которым эксплуатация якобы с наемных работников переносится на технику или на природу, угнетение и эксплуатация остаются реально наблюдаемыми явлениями. Кроме того, если уж быть точными в терминах, то природа или техника не может эксплуатироваться в принципе. Ни природа, ни техника не являются производителями материальных ценностей, которые образуют ноосферу. Единственным производителем является работник – термин эксплуатация относится только к сфере сознательного производства материальных ценностей. Конечно, природа уничтожается в процессе производства, но попытку выставить дело так, будто эксплуатация теперь перенесена с работника на природу, может восприниматься анархистом только негативно, потому что следствием этого перенесения может быть вывод о том, что либертарные социально-политические преобразования теперь не нужны, а нужно лишь упорядочить отношения между природой и обществом.

Личность уходит от угнетения тремя способами. В перерывах между моментами эксплуатации, выкраивая себе время для занятий духовно близких, если она еще способна “вычленить” такие из потока бытия, либо вступая в леворадикальные политические группы. Третий же способ самый распространенный – это отупение сознания развлечениями, которые предоставляет широко разветвленная сфера услуг.

Угнетение является реальным фактом и, если отдельные состоятельные люди его не чувствуют, то, к их сведению, большинство индивидов подвержено ему, а за советы “работать лучше и больше” они достойны большего, чем просто голым задом об асфальт.

Современные либертарии в России еще не занимались анализом рынков труда, развивающихся последние 20 лет, а давно пора бы.

В 

В 

11. Феминизм

В 

Элементы неравенства между мужчиной и женщиной начинаются уже с самого процесса ухаживания. В процессе ухаживания мужчины за женщиной есть нечто унизительное для мужчины. Согласно принятым канонам, в этой сфере межличностных отношений женщина – “ждет”, а мужчина делает шаги по направлению к цели. Преодоление робости, которое совершает мужчина на крайних степенях своего влечения, например, чтобы сделать звонок и пригласить на свидание не может быть оправданием для обличения дежурств у подъезда и поджиданий после работы в некие возвышенные романтические тона. Эти унизительные, в общем-то, деяния, сопровождающиеся постоянным страхом быть отвергнутым, как правило, приятны женщине. Впрочем, автор, являясь мужчиной вынужден придерживаться односторонней трактовки, будучи неспособным взглянуть на процесс ухаживания с точки зрения женщины.

Мы вынуждены признать совершенно объективным фактом то, что достижения, сделанные женщинами в области культуры и знания являются редким исключением – везде: в науке, в философии, в искусстве на первых местах стоят именно мужчины. Почему? Является ли это следствием патриархальности общества или тем, что женщины биологически иные существа, в отличие от мужчин, и их биологические особенности не позволяют им столь же резко самоутверждаться?

Связано ли это с тем, что женщина рожает и потому это автоматически закрепляет за ней вторичную роль в обществе, или же из самой ее способности порождать потомство не следует никакой дискриминации и она устанавливается какими-то иными путями?

Биологические особенности и способность женщины рождать ребенка не дают никакого ответа на этот вопрос, потому что тогда сразу же нужно отвечать на вопрос, что есть такого в биологических особенностях мужчины, дающих ему право на превосходство. Что у него – лучше гормоны, обмен веществ, прочнее кости? Ответ тут способен дать только социальный анализ.

Феминизм, то есть равенство мужчины и женщины – не есть для либертарного движения абстрактная надуманная проблема. Во-первых, потому, что эта проблема упирается в проблему семьи, которая является элементарной ячейкой общества, которую уже более двухсот лет в рамках либертарных теорий принято считать образованием, которое в новом обществе нужно будет полностью разбить или сделать как можно менее консервативной. Во-вторых, коль скоро либертарии хотят быть последовательными, они так же последовательно должны проводить линию свободы от общества каждый к себе лично, в свои собственные взаимоотношения друг с другом, в свое сознание. Не может быть воспринят всерьез мнение традиционалистски мыслящих левых, которые отмахиваются тем, что, мол, проблемы пола и семьи не являются “насущными проблемами рабочего класса”. В отличие от начала XX века современное общество, по счастью, более предрасположено к рассмотрению этих проблем, и взгляды либертариев должны быть более обращены на культуру, а не только на экономику, чем ранее.

Взаимоотношения между полами, а также элементы неравенства в этих взаимоотношениях, презрение к людям нетрадиционной половой ориентации, являются в большей степени проблемой культуры, а не экономики и политики. По этой причине они не могли находить адекватного решения в предыдущих патроналистских социалистических концепциях.

Условно феминизм можно разделить на четыре формы: либеральный, социалистический, радикальный, либертарный. По мнению либерального женщина должна иметь одинаковые возможности с мужчиной (в том числе быть встроенной в во властные институты). Отталкиваясь от идеи равенства, эта форма феминизма, по сути дела, отрекается от своих собственных корней.

Социалистический феминизм марксизма уверен, что дискриминация женщин есть только следствие капиталистической общественной организации. Для традиционного “коммуниста” женщина по-прежнему остается “бабой”, “сукой”, “шалавой”. Более того, для самой женщины часто мужчина есть “опора”, единственный проводник для самоутверждения (то есть нужно понимать, что это проблема двойственная – в современном обществе не только мужчина – сексист, но и женщине приятно быть подчиненной). Для социалистического феминизма эксплуатацию и угнетение женщины в повседневной жизни семьи есть проблема классовая, а не социальная, культурная и психологическая.

Радикальный феминизм считает угнетение женщин мужчинами абсолютным, самым древним и не зависящим от эпохи и класса. С его точки зрения мужчина является абсолютно враждебным существом, взаимодействие с которым должно быть сведено к минимуму. Тем не менее, этнография показывает, что есть и, возможно, существовали сообщества, в которых матриархат был закономерностью и мужчины занимают подчиненное положение. Характерным моментом этой формы феминизма является лесбианизм и стремление создать свои собственные закрытые сообщества внутри существующего общества. Это может приводить к отказу от социально-политического анализа и стремления преобразовать настоящий социум. Раз уж мы положили в основу анализа обнаруженные в обществе элементы неравенства, то стремление отгородиться от них, а не пытаться ликвидировать их в обнаруженной точке, есть лишь шаг, демонстрирующий бессилие.

Либертарный феминизм, выступая за равенство прав женщин и мужчин, считает, что в полной степени они могут быть осуществлены в безгосударственном обществе без эскплуатации и угнетения.

Проблемы пола и семьи есть сегодня реальные объективные проблемы. Путь к либертарному обществу лежит не через их решение, но при обязательном их решении, поскольку эта сфера общественных отношений скрывает в себе огромные напластования неравенства и угнетения.

Лесбианизм, гомосексуализм для либертаного мышления являются такими же явлениями как дождь или снег. Они являются извращениями только в головах извращенных умов. До тех пор пока сексуальные меньшинства будут являться группами населения, подвергающимися дискриминации, либертарное движение будет бороться против этой дискриминации. Контркультура в современном обществе, к счастью, создала предпосылки для облегченного восприятий людей нетрадиционной ориентацией и, в отличие от традиционалистского патриархального общества, к ним отношение более терпимое.

Именно в XX веке появились такие юридически закрепленные понятия как права ребенка, права животных, что связано с общим положительным сдвигом общественного сознания европейских народов в сторону от традиционализма и патронализма. Однако, сама система преподавания, педагогики, воспитания, отношений в семье по-прежнему и сегодня – на начало XXI века – остается патриархальной.

В современном обществе само восприятие женщиной мужчины как другой личности сопровождается установлением его на более высокую позицию как существа предположительно более сильного. Это связано только с воспитанием, причем не просто с воспитанием, а конкретно – с половым воспитанием. До начала периода полового созревания мальчики и девочки общаются почти на равных. Далее же, после 10-12 лет, в их сообществах происходит раскол. Дело даже не в тех фразах, навязывающих схемы поведения, которые произносят взрослые: “ты мужчина, ты должен быть сильным”, или “ты девочка, ты должна быть женственной и скромной”, а в том, что нужно уловить – с какого момента возникает элемент неравенства между полами. Мужчина, семью которого содержит жена, потому что, допустим, она больше зарабатывает, как правило считает, что это неправильно: зарабатывать должен больше он и семью содержать – тоже он. Почему так происходит? Древняя Греция – уже патриархальное общество, в котором женщины уже не участвуют в принятии решений. То есть, примерно половина сообщества, оказывается отстраненной от управления им. Почему? Наше современное знание не дает ясного ответа на этот вопрос.

В 

В 

12.Теория свободы

В 

Понятие “свобода” в нашей культуре – пока не раскрытое понятие. С одной стороны, это сугубо субъективное ощущение личности, переживаемое в данный момент времени. С другой, это переживание есть лишь результат (социально-правовой и культурной атмосферы в обществе).

Допустим, служащий, уволившийся с работы, где его допекал начальник и разведшийся одновременно с женой, чувствует себя свободно. Он освободил себя от пребывания одновременно в двух институтах – семье и институте найма. Он переживает ощущение свободы в течение того времени, пока у него не начнут заканчиваться средства, отложенные на черный день. Наркоман, который, наконец, освободился от зависимости к наркотикам, чувствует себя свободно.

Весь смысл свободы свободного буржуа заключается в обладании деньгами, которые дают ему возможность пользоваться благами общества. Как только деньги у него заканчиваются, он становится визгливым патриотом-шовинистом. Свобода слова, прессы, вероисповедания, передвижения и пр. – завоевания революций XVII-XIX веков – уже не выражают на сегодня необходимую меру свободы.

С точки зрения социальной философии анархизма, свобода есть следствие в обществе с такой структурой, при которой одному и тому же члену общества при рождении реально, а не только юридически, предоставлены равные возможности – как для воспитания, так и для самореализации. При которой нет эксплуатации.

От предыдущих революционных теорий проблематика свободы пришла к нам в форме вариаций на тему “о соотношении свободы и необходимости”. Свобода есть осознанная необходимость – обычная философская демагогия [8] из серии Arbeit macht frei. Свобода не есть необходимость, и только диалектический разум способен был ее совместить с необходимостью, тем самым закрыв для себя раз и навсегда это явление. Для диалектики Гегеля и диалектического материализма Фридриха Энгельса и Карла Маркса свобода для индивида (а говорить о свободе мы можем лишь в привязывании к отдельной личности, а уже потом – к угнетенной социальной группе) есть, основанное на результатах познания объективной реальности – какова она есть, действие. То есть познание некой необходимости – допустим, того, что капитализм неизбежно “загнивает” и дальнейшее действие, исходящее из того, что есть некая необходимость, которую личность не способна преодолеть, но, осознав это, соотнося с этой необходимостью свои действия, способна получать некоторые положительные результаты.

С точки зрения либертарной философии свобода есть преодоление необходимостей, а не только осознание их. Это не просто красивая фраза. Допустим, конечность жизни есть необходимость. Каждый осознает свою конечность, но до трехсот лет почему-то жил только Авраам. Или, допустим, уничтожение государственности возможно только организованными социальными группами данного общества – необходимость. Мы ее, эту необходимость, не способны преодолеть, но где же тут свобода? Пусть простит меня читатель за эти несколько примитивные и абстрактные примеры, однако, не понятно: почему, когда мы идем на поводу у необходимости, это есть свобода?

Говоря философским языком для либертарной философии не существует “свободы для”, а существует лишь “свобода от” - от чего-либо.

Общество без угнетения и эксплуатации, безусловно, можно назвать свободным, но свобода вообще есть все-таки в большей степени понятие общественного сознания, появившееся в нем как реакция на реальное социальное угнетение в социуме, есть понятие общественного идеала, этики. Общество без эксплуатации и угнетения не может быть стерильным. Наверняка, в нем проблемы пола, отношений между взрослыми и детьми, стрессы будут оставаться в какой-то степени неразрешенными.

Так что есть свобода? Это, конечно же, абстрактное понятие. Зачем тогда нам нужно было его вообще поднимать? Затем, что почему-то, когда непривилегированные классы в процессе социальных катаклизмов выступают против привилегированных, они требуют, допустим, сокращения длины рабочего дня, улучшения условий труда, участия в управлении предприятием, каких-то новых гражданских свобод, уничтожения привилегий и т.п. – и во всех этих требованиях растворены крупицы явления под названием свобода. Представление о том, что личность должна быть свободной, как-то возникает в обществе, и потому оно является важным понятием либертарного мировоззрения. Либертарная свобода – это реально равные возможности для реализации в обществе для всех его индивидов. Наверняка и в безгосударственном обществе найдутся радикалы, которые будут требовать большей и большей свободы, поскольку общество в своем развитии усложняется и возникают новые ранее неведомые проблемы.

В 

В 

13.Современная ситуация

В 

К началу XXI века существуют как минимум четыре новых фактора, являющихся серьезным препятствием для любой революции, в классическом понимании этого слова – то есть агрессивным по характеру историческим событием, с которого начинается координальное распределение материальных благ, средств производства, ресурсов, а также политической власти в обществе, изменяется сам способ их распределения, в результате чего общество начинает двигаться по иначе чем ранее.

Первый – это ядерное оружие. Как только мы затеем сколь либо серьёзные действия в этом направлении в России, здесь тут же окажутся войска НАТО, которые просто затопчут любую революцию в три секунды, оправдываясь спасением человечества. Дело здесь не в интервенции, которой часто сопровождалась, например, октябрьская революция 1917 года в России, а в том, что в ситуации политической нестабильности ядерное оружие может попасть не только в руки революционеров, но и в руки группировок совершенно иных политических мастей, которые смогут диктовать миру свою волю. В случае же удачного социально-политического переворота перед либертариями встанет серьезная проблема контроля за ядерным оружием.

Второй фактор – средства массовой информации. Средства массовой информации, все телекомпании, все сколь либо серьёзные системы связи, с помощью которых можно влиять на общественное сознание, находятся в руках привилегированных классов, которые сегодня, в отличие от начала XX века могут не просто противопоставлять нашей пропаганде свою, но формировать общественное мнение. В сегодняшней ситуации, чтобы повлиять на общественное сознание, мало иметь типографию, издавать газеты и журналы, нужно иметь в собственности, хотя бы один-два вещающих телеканала. Последнее время очень любят порассуждать об интернете, который, мол, является элементом будущего и элементом социализма. В какой-то степени это, может быть, и верно, но при этом почему-то примитивные оптимисты забывают напомнить, что за доступ в Интернет нужно платить, за компьютер, за программное обеспечение и пр. – платить и, как это ни смешно, корпорации Майкрософт, или Самсунг, или Эпсон – тому, против кого, мы собственно и боремся. Хороша децентрализация!

Третий фактор – энергоресурсы. В начале XX века ситуация с энергоресурсами минимально могла влиять на революцию: крестьянин всегда мог пойти в лес и натащить дров сколько угодно (при том, что крестьянство составляло большинство населения страны), да и для городского жителя это никогда не было трудностью

до такой степени, чтобы это позволило манипулировать общественным сознанием.

Сегодня же в каждой квартире есть электрическое отопление, а выпуск даже пластиковых тарелок не обходиться без электрического тока. То есть, к привычной формуле – “захват собственности на средства производства”, которое позволило бы непривилегированным классам закрепить после революции за собой подавляющее влияние, нужно с полным правом добавить – собственность на энергоресурсы и энергию. Как и в случае с ядерным оружием, проблема состоит в том, что после либертарной социально-политической революции встанет вопрос о децентрализации контроля над источниками энергии, и потому придется потратить не мало усилий для распределения этого контроля таким образом, чтобы он не создал предпосылки для возникновения новых иерархий.

В четвертых, если верить немецкому левому теоретику Карлу Хайнцу Роту, ситуация с рынком рабочей силы сегодня также совершенно иная. Если ранее они были предоставлены самим себе и капиталистическое производство иногда оказывалось зависимым от работников, то сейчас для обеспечения собственной стабильности оно всячески, конечно же, прикрываясь благомысленно-созидательными объяснениями о создании новых рабочих мест и ликвидации безработицы, стремится сделать их контролируемыми.

В-пятых, у любого движения протеста есть рабочая гипотеза. То есть, некое легко бросающееся в глаза явление, притягивающее внимание всего общества. В начале XX века в России у всех оппозиционных движений (от кадетов до анархистов) эта гипотеза была – уничтожение самодержавия. Похоже, такая рабочая гипотеза формируется и на начало XXI века – глобализация капитализма. Это такая красная тряпка, которой начинают махать все политические движения, называющие себя оппозиционными. Некоторые анархисты России уже успели побывать на антиглобалистских выступлениях и с восхищением говорят об уровне их организации. Эти выступления являются радикальным социально-политическим явлением, однако, сами по себе они вряд ли могут быть самоцелью. Пожалуй, их можно и нужно использовать именно как красную тряпку и как возможность для накопления опыта в уличных столкновениях с охранительно-карательными государственными формированиями, но эта тряпка не должна закрыть глаза тем, кто ей размахивает. Только через реальные трудовые конфликты между работниками и работодателями может лежать путь к либертарному обществу. Как бы ни были массовые уличные антиглобалисткие выступления сами по себе, они никогда не смогут привести к либертарному обществу.

В-шестых, существует дискуссионный вопрос о том, было ли СССР капиталистическое (в необычной, допустим, форме) или не капиталистическое государственническое общество и что произошло в СССР-России в 1991-1993 годы? Для либертарного мышления достаточно того, что это общество было авторитарным, а уже в какой форме – это чисто научный интерес. В 1991-1993 годы, по-видимому, произошла либеральная революция, в результате которой случилось перераспределение капиталов, повлекшее за собой складывание класса капиталистических собственников, которые могут говорить на равных с высокими государственными чинами. За какие-то десять лет капиталы мгновенно перемешались таким образом, что уже сегодня, на начало XXI века, образовалось несколько десятков холдингов, которые ищут выход на западный рынок, в перспективе превращаясь в транснациональные корпорации и сотни тысяч небольших компаний. То есть, если в начале XX века речь шла о монополистическом капитале и государстве, то сегодня к этим двум прибавился третий авторитарный комплекс – транснациональные корпорации. Не следует смешивать транснациональные корпорации с монополистическими, поскольку монополистические занимаются активной коммерческой деятельностью в рамках одного государства и ему, соответственно, такие корпорации легче контролировать, транснациональная же корпорация имеет активный капитал в нескольких странах с разным законодательством, уровнем жизни, стоимостью рабочей силы и так далее, а такие организации как Всемирная Торговая Организация, Организация по Экономическому Сотрудничеству и Развитию и пр. создаются транснациональным капиталом для того, чтобы унифицировать законодательства разных стран и облегчать получения прибылей.

Наконец, в седьмых, во второй половине XX века капитализм стал получать колоссальные прибыли ни только с материального производства, но и с интеллектуальной собственности, как, например, компания Майкрософт. Это произошло за счет того, что понятие частной собственности несколько трансформировалось. Согласно классическому капиталистическому праву, покупая какой-либо товар в собственность, вы становитесь его полным частным владельцем и можете делать с ним то угодно. Покупая программное обеспечение, вы не становитесь его собственником, а лишь получаете право пользоваться им. Вы не можете программу ни тиражировать, ни продавать, и что бы вы с ней ни делали, с формально-юридической точки зрения, ее собственником будет оставаться непосредственный создатель и производитель.

Этот ряд можно продолжать и далее, но автор пока ограничится этими несколькими, показавшимися ему в первую очередь важными, пунктами.

В 

В 

Послесловие

В 

У этой брошюры два предназначения – систематизаторское и пропагандистское. Первое вызвано необходимостью собрать в один текст и обозначить основополагающие понятия философии анархизма как социально-политической философии. Те понятия, которые образуют анархизм и отличают его от любой другой концепции. Вторая задача вытекает из первой.

Есть в этой книге исследовательский элемент. В том смысле, что автор пытается формулировать свои высказывания, исходя из современной ситуации, но он не велик.

Книга не является “научным” исследованием ни по способу изложения, ни по форме. Необходимость ее появления вызвана тем, что сегодня на территории СНГ нет пропагандистских брошюр, излагающих анархическое видение мира от и до и пытающихся охватить при этом основные проблемы современной культуры и революционного теоретизирования. Ненаучность данного издания выражается также и в расплывчатости даваемых при аргументировании выводов библиографических ссылок.

Перед тем как предложить аудитории эту книгу, из нее были выброшены две главы. Глава по истории анархизма и по теории истории анархизма. Наличие книги по истории анархизма – пусть и укорочено ее излагающей[11] – с одной стороны, с другой – неопределенность изложения, стали препятствием для помещения этих глав в издание.

---

Примечания:

В 

1. Букчин М. Реконструкция общества: на пути к зеленому будущему. Н. Новгород, 1996, см. с.38-68

2. Кропоткин П. Современная наука и анархия. М.,1990, с.239-243

3.См. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М.1985

4.Штирнер М. Единственный и его собственность. Харьков, 1994

5.Пригожин И., Стенгерс. Порядок из хаоса. М.1986

6. Энгельс Ф. Диалектика природы в кн. Маркс К., Энгельс Ф., Избранные Соч. в 9-ти т., Т. 5, М.,1986, с.578

7. Наиболее распространенной в дисциплине под названием история первобытного общества является схема, сформулированная еще в XIX веке. См. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства, любое издание.

8. "Свободная воля, следовательно, означает не что иное, как способность принимать решения со знанием дела", "Свобода, следовательно, состоит в основанном на познании необходимостей природы, господстве над ними самими и над внешней природой" Энгельс Ф. Диалектика природы // Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений в 9 томах, т.5, М, 1986, с.104, 105.

9.В России сегодня считают “анархо-капиталистами” Питерскую Лигу Анархистов и Альянс Казанских Анархистов.

10. Маньковская Н. Эстетика постмодернизма. СПб.,2000// http://yanko.lib.ru/books/philosoph/mankovskaya-est-postmoderna.htm ; Курицын В. Русский литературный постмодернизм http://www.guemal.ru/slava/postmod/1.html ; Затонский Д. Постмодернизм в историческом интерьере.// Вопросы литературы, № 3, 1996 // http://www.agama.ru/r_club/journals/vopros.lit/n3/zatonsky.htm ;

Липовецкий. М. Русский постмодернизм. Екатиренбург, 1997 //http://kiev.philosophy.ru/library/misc/lipovecky.html

11. Рябов П. Краткая история анархизма. Москва-Краснодар.2000// http://fak2000.chat.ru/anhist.htm

---