Городское пространство приватизируется крупным капиталом. В центре города начинают работать бульдозеры, сносящие дома. Бедняки выселяются на окраины, где для них строят кварталы доступного жилья. Там же, на окраинах, начинается самодеятельное строительство фавел. Средний класс старается отгородиться в закрытых охраняемых районах.
Цель такой политики — расчистка пространства в центре города под новую застройку. Начинают формироваться, как я их называю, «зеленые зоны» — территории, которые рассматриваются как безопасные для иностранных инвестиций и туристов. В «зеленых зонах» размещаются центральные бизнес-кварталы с небоскребами. Создание таких кварталов закрепляет концепцию полицентрического города. Капитал концентрируется в нескольких пространственных точках.
Неолиберализм, разрушающий города
— Основная тема ваших исследований — урбанизм эпохи неолиберализма. Когда и где этот феномен был замечен впервые
— Как мощный консолидированный проект неолиберализм впервые был реализован в Чили. Проект был стимулирован американцами и реализован в 1970-е годы правительством генерала Пиночета. Чилийская концепция основывалась на том, что развитие экономики должно происходить через массированную приватизацию и свободный рынок.
К приватизации недвижимости в Чили приступили в 1979 году. За несколько лет государственное арендное жилье было конвертировано в частное. Были распроданы школы, больницы и другие общественные здания. Парки, транспортная инфраструктура и городские службы переданы в концессии. В итоге город стал контролироваться авторитарным режимом, поддерживающими этот режим девелоперами, спекулянтами от недвижимости и иностранными инвесторами.
.jpg)
Приватизация жилья — один из ключевых элементов неолиберальной политики. Население стараются максимально включить в кредитные отношения. Так создают новый и весьма емкий финансовый рынок, связанный с ипотекой. Жилищную политику начинают проводить в угоду банковскому сектору. Другие формы жилищных отношений — арендное жилье или кооперативное строительство — целенаправленно вытесняются. Один из результатов — серьезный рост цен на недвижимость. В чилийском Сантьяго и множестве других городов Латинской Америки, а также Восточной Европы прошли сходные процессы.
— Как неолиберализм влияет на сам город с точки зрения пространства?
— Городское пространство приватизируется крупным капиталом. В центре города начинают работать бульдозеры, сносящие дома. Бедняки выселяются на окраины, где для них строят кварталы доступного жилья. Там же, на окраинах, начинается самодеятельное строительство фавел — это, пожалуй, специфическая черта Латинской Америки. Средний класс старается отгородиться в закрытых охраняемых районах. Цель такой политики — расчистка пространства в центре города под новую застройку. Начинают формироваться, как я их называю, «зеленые зоны» — территории, которые рассматриваются как безопасные для иностранных инвестиций и туристов.
Этот термин я подхватил из армейского лексикона. «Зеленой зоной» в Ираке называют территорию в Багдаде, которую контролируют войска коалиции. Там, за бетонным забором с колючей проволокой, есть «Макдональдс» и другие блага цивилизации, а вокруг хаос. В «зеленых зонах» городов Латинской Америки размещаются центральные бизнес-кварталы с небоскребами. Создание таких кварталов закрепляет концепцию полицентрического города. Капитал концентрируется в нескольких пространственных точках. Значительная часть городских инвестиций идет на обслуживание этих новых бизнес-кварталов — на строительство новых дорог, расширение улиц, подведение коммуникаций.
В целом город становится ареной для спекулятивного капитала. Именно его интересы превалируют над запросами жителей. Резко вырастают городские противоречия. Деление территории по классовому и имущественному признаку свойственно и городу индустриальной эпохи, однако именно неолиберализм многократно увеличивает дисбалансы. Из-за нарушения привычных взаимоотношений нарастают социальные проблемы. Трагически меняются паттерны городской жизни, ломается привычный образ города. Неолиберализм оказывает на города разрушительное действие.
— Ведущие города мира любят заявлять программы улучшения качества среды. Как это соотносится с политикой неолиберализма? Это контртренд?
— Неолиберальная парадигма предполагает, что города конкурируют между собой за иностранные инвестиции и людей, а потому стараются создать привлекательную и безопасную среду жизни. Однако большинство изменений лишь обслуживает определенную мировую элиту по весьма простым рецептам. Нужны высококлассные музеи, общественные пространства с необычным, даже избыточным дизайном, суши-бары и кафе. Эти улучшения города обычно сконцентрированы в особых зонах, которые оторваны от основного населения по ценам или территориально. Москва тоже имеет такие оазисы, но к жизни девяноста девяти процентов населения они отношения не имеют.
— Неолиберализм господствует по всему миру. Почему именно в Латинской Америке и Восточной Европе неолиберальная урбанизация приняла такие разрушительные формы?
— В Западной Европе государство остается сильным, сохранилась система с мощными регуляторами городского развития. Спекулятивный капитал сдерживается, проводится протекционистская политика. Я разделяю мнение экономического географа Дэвида Харви: неолиберализм и был придуман для того, чтобы западный капитал комфортно вошел на новые рынки. Страны Латинской Америки следовали теориям Чикагской школы экономики и максимально открывались для экспансии западного капитала, создавали условия для инвесторов. Восточной Европе в конце 1980-х неолиберализм в форме шоковой терапии был фактически навязан. В обмен на кредиты страны были вынуждены выставить себя на распродажу. Так западный капитал получил возможность скупки целых секторов национальных экономик восточноевропейских стран.
— Но зачастую приход иностранных инвестиций воспринимается как безусловное благо, в том числе и российской элитой.
— Обычно не учитываются социальные последствия. Да и с точки зрения экономики все далеко не однозначно. Возьмем Мехико. Первые десять лет прихода иностранных инвестиций воспринимались как «медовый месяц». Чтобы завлечь инвесторов, большие деньги были вложены в инфраструктуру. Строились новые производства. Город улучшился: появились новые дороги и небоскребы. Был и соблазн новых вещей: большинство людей в Мексике и сегодня считают появление «Старбакса» очень позитивным моментом и думают, что город «исправляется» с появлением модного кафе. В общем, для Мехико это были десять лет всеобщего восторга.
А потом проявились последствия. Экономика, основанная на экспорте, оказалась весьма неустойчивой. Иностранные инвесторы не имеют связи с конкретным местом, город и его будущее их не интересуют. Единственное, что нужно капитализму, — дешевый труд и возможности для получения все больших прибылей. Когда территория перестает быть доходной, капитал перемещается дальше — в Китай, Бангладеш. А в Мексике начался спад производства, проблемы с трудоустройством. Вслед за этим остановился и маховик жилищного строительства. Появились пустые квартиры в домах, а также районы, которые никогда не будет достроены, потому что больше нет инвестиций. Международный капитал ушел, оставив после себя неприглядную картину.
— А что дальше?
— Нынешняя фаза цикла неолиберализма — глобальный урбанистический кризис. Возможно, это последняя его стадия. Дэвид Харви даже утверждает, что сегодня мы видим не финансовый кризис, а кризис урбанизации. В чем его суть? Исторически недвижимость рассматривалась как самая безопасная форма инвестиций — сейчас это уже не так. Но что можно сделать с новыми сотнями миллиардов долларов? Рынок недвижимости не может их корректно абсорбировать. И появляются серьезные перекосы. Крупнейший застройщик апартаментов класса luxury сейчас находится в Торонто. Масса инвесторов, в том числе из Китая, рассматривают Торонто как город надежных инвестиций в строительство. И сам Торонто сегодня выглядит как Китай — повсюду небоскребы. Все эти инвесторы просто вкладывают деньги, они не собираются там жить. Недвижимость стала просто финансовым активом.
.jpg)
Никто не знает, сколько пустых городов и домов в Китае. Существуют фотографии со спутников, на которых построенные за последние двадцать лет города — с операми, театрами, небоскребами — пусты. В Испании построили невероятное количество недвижимости — теперь эти объекты невозможно продать и за пять лет. Многие эксперты считают, что полномасштабного кризиса на мировом рынке недвижимости не происходит только потому, что правительства держат цены. В города пришли огромные капиталы, но их цель не создание городов, а производство прибыли. Урбанистической логики в этих инвестициях нет, только финансовая.
— Может ли острота кризиса говорить о закате неолиберализма? Насколько исчерпан потенциал этой модели?
— В 2008 году многие предрекали конец неолиберализма. Однако я не думаю, что его потенциал исчерпан. Наоборот, происходит форсирование этой политики, она работает на конкретных людей, и кризис сделал их еще богаче. Неолиберализм, как считает Дэвид Харви, — это классовый проект, нацеленный на восстановление силы правящего класса. Проект развивается успешно: с 1920-х годов в мире не было такой поляризации между богатыми и бедными, как сейчас. Пока я не вижу сил, способных пойти наперекор этой системе. Ни одна из основных стран даже не пытается изменить ее. Они продолжают кормить систему.
Марксизм-урбанизм
— На лекции в Москве вы назвали себя марксистом-урбанистом. Что такое марксизм-урбанизм? Каковы его главные идеи?
— Маркс не говорил конкретно, как должны проходить процессы урбанизации. Но мы используем марксизм как метод для изучения капитализма. Какая проблематика интересует меня? Любые возможности, связанные с некапиталистическим развитием города. То, что связано не с получением прибыли и приватизацией, а с коллективизмом и кооперативными формами развития города. Интересны форматы, которые позволяют жителям принимать участие в создании собственного города. Вовлечение жителей в жизнь города с наделением их полномочиями — одна из главных тем моих проектов. Мы с коллегами стараемся изучать любые неспекулятивные формы развития города, любые альтернативы привычному капиталистическому подходу. И мы не только изучаем их, но и применяем на практике. Можно ли эту работу назвать марксизмом-урбанизмом, я не знаю.
— Вы не могли бы хотя бы приблизительно очертить круг проектов в этой сфере, назвать какие-то имена?
— Крайне интересные дискуссии о планировании были в начале прошлого века в Англии в кругу анархистов. Можно назвать и работы Патрика Геддеса. Еще раньше были французские социалисты-урбанисты Сен-Симон, Фурье. Все эти люди пытались придумать другой способ создания пространства. По некоторым причинам их проекты считаются сегодня утопиями, некими фантастическими моделями. Лично мне разработка новых утопий не очень интересна — важнее попытаться изменить существующие пространства и формы.
Важный прорыв произошел в конце 1960-х во Франции, где появилось понимание капитализма через пространства. В своей главной книге «Производство пространства» Анри Лефевр обосновывал логику создания городского пространства. До него марксисты никогда не занимались такими проблемами. Из других ученых отмечу Мануэля Кастельса. Например, в замечательной книге The City and the Grassroots он анализирует поведение населения при автократических режимах и показывает, как создавались урбанистические движения горожан с целью изменения города. Ну и, конечно, Дэвид Харви. Думаю, сегодня не существует теоретиков такого уровня. Он буквально изобрел новый инструментарий. Мне интересны любые формы некапиталистического развития города, интересны форматы, которые позволяют жителям участвовать в создании собственного города.
— Круг мыслителей примерно понятен. А насколько распространены неспекулятивные модели на практике?
— Кооперативные формы распространены в Скандинавии, в США. Но, кстати, один из результатов неолиберализма — сведение города только к двум формам домовладения. Либо ты живешь в собственном жилье, либо арендуешь по рыночным ценам. Другие формы вытесняются с рынка. А ведь еще тридцать лет назад в Голландии почти 70 процентов жилья принадлежало жилищным ассоциациям. Эти бесприбыльные организации сами строили и сдавали в аренду жилье.
— А в США какие кооперативы?
— Широко распространена общинная форма Сommunity Land Trust. Лучшая отсылка к этому проекту — книга «Нью-Йорк на продажу» (New York for Sale) городского планировщика Тома Анготи. Он анализирует все формы кооперативной собственности, которые были и есть в США. Люди вряд ли думают о Соединенных Штатах как о стране, где есть значительное разнообразие кооперативных форм жилья. Но это не только коммуны анархистов.
Community Land Trust — весьма интересная модель бесприбыльной организации, которая строит доступное жилье. В этой модели убирается спекулятивный фактор в недвижимости, потому что в ней не поднимаются цены на жилье. Дома остаются домами и перестают быть объектами инвестиций. Великая мечта, идущая по линии марксизма, — создание города для жилья, которым не спекулируют. Это, конечно, мечта. Но модели, работающие по этой логике, успешны.
Москва истекает кровью
— Каковы особенности неолиберальной урбанизации в Москве?
— С Москвой произошла трагическая вещь. При переходе от социализма к капитализму были позабыты все правила урбанистики, наработанные за предыдущие годы. В результате многочисленных ошибок Москва сегодня стала одним из самых дорогих городов мира и при этом одним из самых грязных и недружественных. Несколько лет назад по количеству строящихся зданий мы могли бы сравнить Москву с Китаем, но это, конечно, совершенно разные модели урбанизации. Гораздо больше сходства с ситуацией в Латинской Америке: вы даже не представляете, до какой степени это похоже.
Специфическая черта России — пренебрежение прошлым, уничтожение исторической застройки. Наследие не ценится, работает логика замещения старого новым. Вместо инвестиций в Третьяковку деньги скорее вложат в какую-то новую институцию — например, в построенный на частные средства «Гараж». В других культурах нет такого пренебрежения прошлым, коллективную память стараются хранить. Еще одна особенность: в России процессы протекают в весьма жесткой форме. Каждый раз город кромсается на куски. Можно сказать, он истекает кровью.
.jpg)
Уничтожение старого Варшавского вокзала в Питере
— Полтора года назад к Москве была присоединена огромная территория. Был проведен международный конкурс концепций столичной агломерации по примеру парижского «Гранд Пари»...
— Мне кажется ошибочной сама логика расширения. Такая авторитарная модель захвата новых земель, думаю, не будет работать. Я не очень доверяю и таким конкурсам. Думаю, «Гранд Пари» был лишь спектаклем для Саркози. Саркози хотел побыть Наполеоном. Полагаю, этот план не будет реализован. Мне кажется, первое, что нужно сделать в Москве, — забыть о генплане.
— Что вы имеете в виду?
— Город должен рассматриваться как органическая, гибкая, динамическая экологическая система. Эта система состоит из вас самих, транспортной системы, экономических условий, условий окружающей среды и так далее. Это сложнейший живой организм. Генплан или мастер-план рассматривает город с совершенно других позиций: он диктует, ограничивает, принуждает. Генплан почти всегда становится инструментом земельных спекуляций. Небольшая группа людей знает о развиваемых территориях, эти земли скупаются и так далее.
Логика развития города не может основываться только на экономике, мы должны думать и о других вещах — Дэвид Харви много об этом пишет. Каков образ города, который мы хотим иметь? Какую городскую жизнь он должен порождать? Какие формы отношений между людьми он должен провоцировать? Какими должны быть отношения с природой и окружающими территориями? Обычно генплан об этом не думает.
Современное понимание города в том, что необходимо позволить ему развиваться органически, как живому существу. А не механически строить новые районы и города, как в Китае. Согласно Анри Лефевру, один из главных вызовов сегодня — дать жителям возможность создавать собственное пространство, адаптировать город под себя и проявлять его разнообразие. Все эксперименты по созданию новых городов не позволяют этого. В них человеку говорят: «Вот город, в котором вы будете жить». Никакого соучастия не предполагается. Создание города должно быть медленным, естественным процессом — по-моему, так надо думать о городах.
На пути к новому пониманию города мы должны реформировать систему образования. Нынешняя система устарела, в ней готовят просто декораторов. Сейчас мы развиваем в нью-йоркской школе дизайна Parsons научную программу для получения научной степени по урбанистической экологии. Это двухлетняя аспирантская программа. Проект скомпонован как междисциплинарный: в нем участвуют географы, антропологи, специалисты по здравоохранению, городские планировщики и многие другие. Наверное, мы первые в мире, кто пытается создать программу такого рода, изучающую современную урбанистику. Мы стараемся анализировать город с точки зрения экологии и учим студентов создавать разнообразные логические конструкции на тему, как устроен город. Мы должны сломать предубеждение, что архитекторы — это те, кто проектирует города. Все мы создаем города.
Добавить комментарий