В индустриальном котле Веймарской республики, в Рурской области, наступили дни трагической славы. Забастовки с требованиями шестичасового рабочего дня распространялись со скоростью лесного пожара. Рур стал в то время, помимо Мюнхена, Берлина и центра Германии, одним из эпицентров революционной попытки рабочего класса взять управление общественными делами в свои руки. Историки зря упоминают это движение как побочное явление Спартакисткого восстания, Каппского путча или боёв в центральной Германии. Это была отчаянная попытка всё же довести социальную революцию до конца.
Когда после Ноябрьской революции различные фракции социал-демократов собрались в совете народных комиссаров, народ наивно ожидал от них мер по революционному переустройству общественной жизни. Но это, видимо, всегда было тайным девизом социал-демократов – быть “революционной”, но не делающей революцию партией… Главной проблемой стал вопрос об обобществлении экономики.
В декабре 1918 года совет комиссаров обязал правительство заняться вплотную “обобществлением всех созревших для этого отраслей промышленности, в особенности горной промышленности”. Даже Фридрих Эберт, отец немецкой демократии, официально признавал важность этого мероприятия. Вот только в головы социал-демократических чиновников это никак не могло уложиться. Независимые же СД, например Карл Каутский, требовали “демократии производителей, рабочего самоуправления. Однако и независимые СД расходились во мнениях о том, как это делать. Их теоретик Эрнст Дойминг шизофреническим образом сделал верный вывод, что партии несовместимы с принципом советов, поэтому не годятся для обобществления промышленности. Это могли бы сделать только сами рабочие.
Но СД в целом показала себя хорошей наследницей старого режима и продолжила жёсткую регламентацию промышленности, как она существовала в военное время. Бюрократия и военщина продолжали функционировать по-старому. Ручные профсоюзы охотно подмахивали. Их руководство объединилось в 1918 г., чтобы гарантировать порядок на предприятиях и предотвращать “самодеятельность”. Однако, рабочим ещё в военное время стала ненавистна власть хозяев, демократизация и рабочий контроль за производством стал целью-минимумом. От партий ожидать было нечего, советы большей частью были пропитаны теми же партийными функционерами. Все надежды были только на профсоюзы.
Ещё в конце 1918 г. некоторые части рабочих занимались вопросами зарплат самостоятельно, традиция, сохранившаяся с военных времён. Цеха ставили своим предпринимателям требования напрямую или сразу уходили в забастовку. Требования ограничивались “повседневными темами”, пока в начале 1919 г. на шахте “Адмирал” завода Хорде рабочие на собрании не ввели самостоятельно шестичасовой рабочий день, разработав новые планы спуска и подъёма из шахт. Начальство, узнав о новых планах работы, просто отключило подъёмники, и рабочим в шахте пришлось взламывать механизмы и подниматься самостоятельно. И когда они поднялись, они так же просто захватили цеха в свою власть. Главным организатором этой акции считается анархист Карл Буттервег. Как следует из донесений стукачей в полицию, благодаря агитационной деятельности Буттервега, призывы начальства вернуться к “нормальным” планам добычи угля, не возымели должного воздействия на рабочих.
Соседние шахты поддержали модное веяние, и в последующие дни вооружённые рабочие захватили шахты оп всей Рурской области. Они “выселяли” владельцев и экспроприировали финансы из сейфов. Кроме того, они положили конец и доносительству – в полицейских архивах историки установили внезапное прекращение поступления донесений… Пример был подхвачен и другими отраслями, там, где предприниматели сопротивлялись, происходили серьёзные бои. В большинстве профессий тогда работали по 10 часов в день, поэтому нечего удивляться, когда новая “мода” была подхвачена даже профессиональными музыкантами. Самоуправляющиеся предприятия располагали своими продуктами и организовывали обмен с другими отраслями и распределение. Была создана сеть обеспечения населения.
На предприятиях вводились новые методы производства, отменялась аккордная работа, вводились шестичасовые смены. Прежде всего, подчёркивалось их значение для того, чтобы облегчить жизнь рабочим, замученным военным положением, создать новые рабочие места для товарищей с улиц, повысив тем самым производство, а свободное время предполагалось использовать для того, чтобы физически и культурно подготовиться к социальной революции, как проповедовала газета Der Syndikalist. И это в сердце германской тяжёлой металлургии!
Неуверенная после Ноябрьской революции и Спартакистского восстания в своих силах полиция не решается вмешаться, армия слаба после проигранной войны. К тому же солдатские советы солидаризуются с рабочими. Без согласия союзников рейхсверу всё равно нельзя входить в Рурскую область. Социал-демократическое правительство в шоке. Бонзы, чиновники, СД-профсоюзы взывали к рассудку рабочих, грозили армией, обещали даже ввести 7 ½-часовой рабочий день, штрейкбрехерам обещали повышенные рационы. В целом же, рабочее движение с самоуправлением являло собой картину девицы с ребёнком – на самом деле оно было к такой задаче не готово. Поэтому приходилось заставлять управляющих заниматься делами по-новому.
Анархисты, до того находившиеся постоянно в тени рабочего движения стали одной из доминирующих сил. Количество членов росло практически бесконтрольно, кто не носил в кармане членскую книжечку анархистского профсоюза FAUD в те дни, тот был просто немоден. В цехах, кварталах, предприятиях основывались новые группы FAUD, чьи члены исчислялись тысячами. В некоторых местностях приходилось основывать даже по нескольку локальных групп. Во всех шахтах анархисты были в большинстве. В Дортмунде с округой FAUD насчитывал около 12000 членов, как видно из документов съезда в ноябре 1919 г.
В начале апреля 1919 года в Рурской области в забастовке находились 238 шахт с 381000 рабочих. Самые дикие забастовки происходили в Мюльхайме, где в то время числилось около 7000, и в Хамброне, с примерно 9600 синдикалистами. С новым правительством из СД, либералов и партии центра начался и новый курс внутренней политики “умиротворения”. Терпение бонз подошло к концу. 2-ого апреля земельное правительство отдало приказ ввести во всей провинции осадное положение. Повод был найден просто: за несколько дней до этого солдаты праворадикальных банд-формирований открыли огонь по демонстрации рабочих в Виттене.
В апреле же “гвардия Носке” напала на собрание рабочих делегатов в Мюльхайме, было убито двое, арестовано 155 человек. По всей Рурской области начались спонтанные забастовки, в Дортмунде, Виттене и Бохуме вообще никто не работал. Рейхсвер подтягивал надёжные части к области. Исполнительная власть была передана генерал-лейтенанту Фрайхерр фон Ваттеру, который арестовал всех агитаторов, ввёл комендантский час с 21 часа, запретил газеты, плакаты и собрания FAUD, Свободного Объединения Горняков, Свободного Союза Анархистов, КПГ и независимых СД. Бандформирования, так называемые фрайкорпс вошли в Дортмунд. Официальная СДП проводила свои собрания и издавала газеты и дальше. Её профсоюзы переняли требования революционеров, и немного погодя объявили о “победе рабочих”: семь с половиной часов работы, плюс улучшенные рационы…
Стачечный фронт, однако, не сдавался. Интенсивность конфликта повысилась: рабочие предотвращали сверхурочные смены, которые защищали печи от поломки. В некоторых цехах печам давали спокойно угаснуть, приводя их надолго в полнейшую негодность. Через 40 дней фронт начал рассыпаться. Но рабочее движение в целом было уже сломлено, только шахтёры продолжили забастовку и принимали участие в кровавых боях. Только в середине мая забастовочный фронт был сломлен окончательно. Некоторые же предприятия продержались до начала 1920 г.
Требования не были удовлетворены, но уроки были усвоены. И момент, когда это нужно было доказать, настал довольно скоро. В марте 1920 г., когда в Берлине праворадикальный политик Вольфганг Капп при поддержке генерала армии Люттвица и морской бригады “Эрхард” (первый фрайкорпс, который начал носить свастики на шлемах) решил рвануть власть в молодой республике на себя, правительство бежало. Фашисты двигались в сторону Берлина и Рурской области, фрайкорпс “Шульц” и “Лихтшлаг” стационируются в Руре с тех пор, как участвовали в подавлении восстаний в 1919 году. Армия пребывает в нерешительности: фрайкорпс мобилизировались всё же из верных кайзеру бывших солдат, но встаёт позже на сторону правительства. По всей империи провозглашается генеральная забастовка, но рурские рабочие идут дальше – они вооружаются и организовываются в Rote Ruhr Armee, Красную Армию Рура. По разным оценкам на момент боевых действий армия насчитывала от 50000 до 100000 человек.
Во многих городах открываются призывные пункты, организовываются разведчасти, штабы, укрепления. Оружие воруется, изымается или извлекается из тайников. Первое столкновение произошло под городом Веттер, солдаты обезоруживаются. Контрреволюция сильна – рейхсвер в Дюссельдорфе, Ремшайде, Мюльхайме, Хамборне, Везеле, Билефельде, полицейские части в Эссене, Гельзенкирхене, Бохуме, Везеле, фрайкорпс – в Ремшайде, Мюльхайме, Мюнстере, Билефельде и Оснабрюке. Но она везде наталкивается на решительное вооружённое сопротивление. Пекарни снабжают Красную армию продовольствием, колонны санитаров заботятся о раненых, фабриканты и городские управления вынуждаются оплачивать размещение армейских частей. Разумеется, был и тот “красный террор”, о котором любили распространяться нацистские и буржуазные историки, но он никогда не принимал такого размаха как “белый”. Например, президент дюссельдорфского правительства Хоффманн был разочарован результатами пристрастного расследования “красного террора”, на которые он так надеялся…
Бои были довольно короткими – через пять дней путч терпит поражение. Рабочим вынесена благодарность, и теперь они должны по-хорошему сдать оружие и вернуться к работе. Под вопрос снова ставится даже восьмичасовой рабочий день, т.к. Германия должна выплачивать репарации. В полицейских же архивах можно найти обеспокоенные донесения о том, что рурский пролетариат как-то вяло не эти требования реагирует…
В первую очередь рабочие штурмовали тюрьмы и освобождали товарищей. В каждом городе, каждом муниципалитете основывались “исполнительные комитеты”, где заседали представители всех революционных организаций. Комитеты занимались организацией жизни на местах. Государственные учреждения просто игнорировались. То, что возникло в те дни в горняцкой метрополии можно вполне называть Коммуной Дортмунда, хотя такого имени это явление официально никогда не получало. (Коммунисты и СД никогда не имели склонности славить анархистские эксперименты, буржуазные историки ещё меньше.
Некоторые историки рассматривают это движение как, собственно, оригинально синдикалистское, другие же, напротив, подчёркивают, что рабочее движение было весьма неоднородно: коммунисты, анархисты, левые СД и прочие тогда активно взялись за воплощение идеалов. Но всеми историками замалчивается один факт, важный для нас – большинство активистов КАР были анархо-синдикалистами. В архивах постоянно встречаются имена анархистских организаций, их газет, активистов, но в истории Веймарской республики их, очевидно, быть не должно…
Но, например, историк анархистского движения Штовассер ссылается на работы социологов тех дней – 60% активистов в Дортмунде принадлежали FAUD, милицейские отряды даже на 100%). Новые советы взялись за дело: организовывался обмен с крестьянами, устанавливались твёрдые цены, регулировался транспорт и распределение продуктов. Старые требования снова претворялись в жизнь: шестичасовые смены, повышение зарплаты на 25%, система советов, освобождение политических заключённых, создание революционных сил обороны, роспуск бандформирований, разоружение полиции.
Фронт войск против войск Каппа превратился после его поражения 17-ого марта во фронт регулярных войск правительства против рабочих. 22-ого марта Рурская область полностью очищена от рейхсвера, полиции и фрайкорпс. 22-ого марта также прекращается генеральная забастовка во всей империи. Только Рур продолжает кипеть. Чтобы предотвратить дальнейшие нежелательные последствия этого кипения, по предложению правительства в Билефельде встречаются коммунальные политики, представители исполнительных комитетов и КАР.
КАР – явление уникальное, ибо объединяло в себе участников различных леворадикальных группировок. Но наличие нескольких штабов скажется в последствии плачевно – билефельдские соглашения от 24-ого марта не принимаются всей армией. Рейхсвер, кстати, тоже не придерживается пункта соглашений о том, что должен удалиться из Рура, и продолжает марш на запад. Следовательно, для КАР ещё не время расходиться. 28-ого марта со стороны правительства исходит ультиматум, на который центральный совет рабочих отвечает призывом к продолжению генеральной забастовки.
КАР, однако, начинает распадаться. Только некоторые группы хотят продолжать сражения. Призывам к забастовке почти никто не следует. Красноармейцы пытаются пробираться маленькими группами в оккупированную англичанами область к югу от Рурской. Рейхсвер и фрайкорпс следуют за ними по пятам. Из приказа генерала Ваттера: “В каждом вооружённом следует видеть врага. Невооружённым массам также нечего делать на улицах. Их следует разгонять огнём, прежде чем они подойдут к войскам… Переговоров не вести… Везде создавать трибуналы”. Но в большинстве случаев арестованные рабочие расстреливаются без суда и следствия. Как пишет студент, сражавшийся в праворадикальной бригаде “Эпп” в письме товарищам: “Если я вам стану всё рассказывать, вы скажете, что это всё ложь. Пардона мы не знаем. Мы расстреливаем даже раненых. Воодушевление огромно, почти великолепно. В нашем батальоне двое убитых. У красных – 200 или 300. Всё, что попадает нам в руки, сначала обрабатывается прикладами, а затем и пулей… В бою с французами мы были гуманней”. Расстреливаются гражданские, санитары, которые помогали красноармейцам, а также совершенно безучастные люди. Восстание было буквально утоплено в крови.
Историки в последствии много спорили о том, были ли эти выступления спонтанными или, скорее, задолго до того запланированным “коммунистами” восстанием, которое произошло на пару месяцев раньше намеченного срока, т.к. представился подходящий момент. Нацисты и буржуазные историки склонялись ко второй версии, т.к. им казалось необъяснимым, что за столь короткое время могла возникнуть “из ниоткуда” довольно большая и неплохо организованная армия. Следует сказать, что левым в 1919/20 гг. значительно “повезло”. Государство было ослаблено практически во всех его функциях.
Особенно интересно проследить, откуда у Рурских анархистов росли ноги. Анархисты там водились давно, причём как рабочие изолированные группы, в отличие от других германских эпицентров, где анархисты были, скорее, богемными тусовщиками. В 1898 году создаётся Свободное Объединение немецких Профсоюзов (FVdG), как левый откол от СД-профсоюзов и предшественник анархо-синдикалистских организаций. Сохранились документы об итальянских рабочих, которых немецкая полиция выслала на родину за противозаконную деятельность. Постепенно начали организовываться и немцы, выходить из изоляции, вливаться в профсоюзное движение.
В 1914 г., с началом Первой мировой анархисты в Руре выступают на чётких антимилитаристских позициях, чего “родина” им не прощает: все способные служить анархисты отправляются с особой пометкой в документах на передовую – в “небесные части”. Лишь в 1917 г. анархисты снова выходят в люди. В выше описанных событиях FAUD была довольно многочисленной организацией, но, разумеется, не все члены были действительно анархистами. Количества было полно, организации не хватало качества. После 1920/21 гг. количество членов резко упало, значение организации тоже.
Главную роль в Рурской области стала играть Коммунистическая Партия. Шестичасовой рабочий день, самоуправление – были везде популярными лозунгами, и многие “синдикалисты” ходили по воскресеньям в церковь и состояли в консервативных организациях. Некоторые анархисты высказывали предположения, что многие товарищи по цеху пришли в FAUD только потому, что членские взносы были значительно меньше, чем у других профсоюзов. Первая локальная группа NSDAP в Руре возникла, к слову, из локальной группы FAUD…
Управлять такой огромной организацией как FAUD было тяжело, последовали “чистки”. Что, разумеется, повлекло за собой расколы, новообразования и т.п. Наконец-то темой в анархистских кругах стало то, чего так не хватало во времена Каппского путча – сознательности. Организовывались молодёжные группы, которые занимались досугом, культурой, анархистской этикой. В 1921 г. по всей Рурской области возникли анархистские женские объединения.
На примере Рурского анархистского движения видна вся трагика немецкого анархизма – оно не развивалось постепенно и уверенно, как испанское, а сделало быстрый скачок от дискуссионного кружка до массовой организации. Этим обоснованы, по мнению Штовассера, расцвет и падение немецкого синдикализма. Т.е., как часто бывает, это вопрос сознательности и культуры движения.
Тудаев О.
Литература:
H, Ruhr 1919: Syndikalisten im Streik, в Direkte Aktion, Nr. 175, 2006
Marcks, Holger, Als die Gruben in Proletenland…, в Direkte Aktion, Nr. 175, 2006
Pante, Paul, Revolution im Ruhrgebiet, в Lotta Nr. 17, 2004
Stowasser, Horst, Sechs Stunden Arbeit, в Leben ohne Chef und Staat, 1986
Добавить комментарий