Революции – локомотивы истории.
Карл Маркс
«Локомотива истории» не существует.
Алвин Тоффлер
Шестидесятые годы были отправной точкой в истории кино. На карте мира возникали все новые «новые волны», подобно цунами сметая устаревшие представления о важнейшем из искусств. Начитанные умники из Cahiers du cinéma быстро переквалифицировались из кинокритиков в кинорежиссеры и подарили миру французскую «новую волну». Итальянские мэтры окончательно решили переосмыслить связи с породившим их неореализмом. Волны накатывали на советское шестидесятничество, на «молодое немецкое кино», на Венгрию, Польшу, Чехословакию. К середине шестидесятых волна докатилась до Балканского полуострова и получила там свое название, простое и красноречивое, — югославская черная волна. Бомба замедленного действия для царствующего титоизма.
В то время, когда на официальных экранах Югославии господствовал лобовой социалистический реализм и «партизанский» фильм, из каких-то темных щелей коллективного бессознательного в кинематографический мир вылезли чем-то недовольные молодые люди, подменившие оптимизм на пессимизм, героев на антигероев, а место действия, перенесшие на какие-то отталкивающие окраины с вечной грязью и неопрятными люмпенами. Каким образом в социалистической Югославии могли допустить такую гигантскую цензурную брешь? Представить себе подобное в Советском Союзе в это же время не представляется возможным. Идеологический фронт в нашей стране сдерживался отчаянно и грозно.
На самом деле всё было просто. Итальянцы и американцы внезапно обратили внимание на то, что в социалистической Югославии осталось больше лошадей для пеплумов и вестернов, дешевле строить декорации, а статистов для массовых сцен можно было нагнать практически даром из числа многочисленных военнослужащих. Чиновники увлеклись сотрудничеством с капиталистическими продюсерами, а тем, что творили дебютанты на местных студиях — не очень интересовались. Цензура расслабилась до немыслимого предела. Потом, правда, опомнились, но было уже поздно, ядовитые цветы черного фильма уже распространили свой аромат на крупнейших европейских фестивалях, и теперь, чтобы избавиться от них — вырвать с корнем.
Самыми известными из этих цветов были Душан Макавеев, Александр Петрович и наш сегодняшний герой – Желимир Жилник.
Жилник – типичное дитя войны. Он родился в концентрационном лагере Црвени Крст, куда была заключена его мать Милица Жилник — убежденная антифашистка и член коммунистической партии Югославии. Его удалось чудом спасти другим заключенным во время побега и передать родственникам. Мать его вскоре расстреляли. Отца, видного партизанского лидера, расстреляли четники – сербские националисты. Понятно, что светлый взгляд на мир у будущего режиссера отсутствовал априори. Кроме того, он, как «человек из ниоткуда», испытывал неизменную симпатию к себе подобным. Начиная как документалист, Жилник стремится к правдивому запечатлению своего поколения, «застрявшего в грязи» и остро нуждающегося в переменах.
Первые его работы «Кинохроника о деревенской молодежи зимой» и «Июньские беспорядки» о белградских студенческих волнениях 1968года, последовавших сразу за парижскими беспорядками, являлись потрясающим документом бурного молодежного движения и стали мощным прологом к, возможно, ключевой картине югославской черной волны – «Ранние работы».
Картина вызвала такой переполох, что дошла даже до Иосипа Броза Тито — железного слесаря, всесильного югославского полудиктатора. Специально для бессменного президента был устроен закрытый показ, который продлился около 15 минут и был прерван возмущенным возгласом «Чего хотят эти сумасшедшие?».
Так чего же они хотели? На экране четверо молодых людей (трое юношей и девушка с говорящим именем Югослава), которые с бессмысленным отчаянием бросают вызов мелкобуржуазной рутине. Со всеми сопутствующими симптомами «детской болезни левизной» они вдохновляются трудами Маркса и Энгельса (которые, кстати, указаны в титрах как соавторы сценария) и с юношеским восторгом отправляются на своем Ситроене по селам Воеводины «повышать социалистическое сознание крестьянства». Перед зрителем разворачивается череда бессмысленных действий: сизифовское упорство по толканию автомобиля в гору, сопровождаемое репликой «Стыдно ехать на автомобиле, в народ нужно идти пешком»; пинание капустных кочанов; коллективная дефекация героев, сопровождаемая неуместной политической риторикой. Навязчивое цитирование Маркса. Старый Ситроен безнадежно глохнет в первой луже. Но на него всё равно вешают красный флаг и двигаются дальше. Эта деталь приобретает особо трагическое звучание, учитывая, что точно с такими же флагами и, примерно, с той же целью «повышения социалистического сознания» советские танки вошли в Прагу. Молодые люди постоянно занимаются сексом и учатся делать коктейли Молотова. Югослава объясняет крестьянкам способы контрацепции и преподает основы женской мастурбации. А после заявления о скором отмирании на исторической арене крестьянства как класса местные избивают навязчивых идеалистов и насилуют прямо в грязи Югославу. Этот эпизод стал настоящей неожиданностью для исполнителей. Жилник, исповедовавший импровизацию, их как-то не предупредил. Зато на экране отчетливо читались те ощущения, которые испытывают все революционеры-агитаторы, когда сталкиваются с осуществлением своей самой заветной мечты – пострадать за народ, причем от рук самого народа.
Активисты идут работать на завод, где после смены, громко выкрикивая лозунги типа «Долой красную буржуазию!», пытаются привлечь внимание рабочих на несправедливость их положения. Но и тут к ним никто не прислушивается. Любопытно, что сцена решена явно с использованием скрытой камеры, что подтверждается неподдельной реакцией проходящих мимо рабочих – безразличие, короткие взгляды, недоуменное пожимание плечами, продолжение своего пути домой. Революция не для работяг. После смены на баррикады не тянет.
Каждый из молодых людей влюблен в Югославу. Она старается всем отвечать взаимностью. Постепенно революционные идеалы стираются. Югослава возвращается домой к родителям. Юноши коллективно приходят к выводу, что именно она корень предательства идей свободы и символ их неудач. Они убивают её, ритуально заворачивают в красный флаг и поджигают. Это убийство бессмысленно, глупо. Как глупы и бессмысленны все действия героев фильма. Эпилогом служат слова Сен-Жюста: «Те, кто делают революцию наполовину, роют себе могилу».
Как известно, кино делится на «до и после Годара». Так вот, «Ранние работы» — после. Своего рода это хулиганский палимпсест годаровской «Китаянки». Прямо строго по его лозунгу: «Для кино достаточно красивой девушки и пистолета!». Пистолетов в фильме достаточно, а главную героиню играет Миля Вуянович, победительница югославского конкурса красоты 1967 года. Коллизия, которую проще всего передать словами одного из сербских критиков: «Революция это красивая женщина — эксплуатируется, используется и, наконец, убивается удручающими социальными фактами».
Когда Югослава едет на подножке поезда, на экране появляется надпись: «Революции — локомотивы истории». Маркс писал, что философия Гегеля перевернута с ног на голову; в это время камера в кадре перевернута на 180 градусов. Югослава произносит замечательный афоризм: «Моя мама будет скорее освобождена стиральной машиной, чем правом голоса». Затем оглядывает старинный дом, переделанный в рабочее общежитие: «В графском дворце вы живете, как свиньи. Как будто Революция заключается в том, что трудящиеся засорят канализацию, и будут жить, как в свинарнике». Всё дробно, коллажно. Этакие «Окна РОСТА» в форме анархистского перформанса. Самое любопытное, что если воспринимать данный фильм, как аллегорию всего революционного движения европейской молодежи конца 60-х, то в глаза бросится в первую очередь безнадежность и бессмысленность любой подобной инициативы. Странно, что это не было замечено лидерами левацких движений ФРГ, которые заседали в жюри Берлинского кинофестиваля и присудили картине первый приз. А может наоборот, они как раз и заметили.
После того, как картина вышла на экраны, против Жилника возбудили уголовное дело. Будучи юристом по образованию, он сам вызвался защищать себя в суде. Вот цитата из его речи: ««Все движения сопротивления в мире, вне зависимости от их успешности, вдохновлены идеями „классиков марксизма“ — факт, который говорит в пользу жизнеспособности этих идей. Невозможно зарезервировать идеи классиков только для отдельных официальных сил. Фильм показывает, что подобные идеи могут вдохновить движения, которые при соприкосновении с непосредственной реальностью демонстрируют дилетантизм и несостоятельность, свидетельствующие об извечном расхождении между мыслями и действиями». Вердикт судьи был следующим: ««Жилник верно понимает коммунистические идеи и корректно их трактует в соответствии с линией партии, но при этом абсолютно никчемен как режиссер; за плохое кино в нашей стране не принято судить». Большего абсурда представить сложно. Вскоре фильм представят на Берлинском кинофестивале, и он получит главный приз – «Золотого медведя», став первым и последним югославским фильмом, победившим в этой номинации.
После этого вопиющего факта игнорировать черную волну югославского кинематографа было уже невозможно.
Фильмы были запрещены к прокату. Государственное финансирование новых проектов прекращено. Однажды Жилнику продемонстрировали официальное письмо в одну из газет, в котором предписывалось не упоминать имен Жилника, Макавеева, Петровича и других, за исключением случаев опубликования некрологов об их внезапной кончине. На следующий день Жилник покинул Югославию.
Режиссер свою страну пережил. И снимает до сих пор.
«Ранние работы»
Режиссер: Жилимир Жилник.
Югославия. 1969.
Текст Станислава Лугового
ИСТОЧНИК: журнал "ПОВТОРНЫЙ ПОКАЗ"
Добавить комментарий