Отделяя все возможные формы коммунизма от сталинизма, расцветавшего и укоренявшегося в 40-е года в головах многих как пример реализованного проекта коммунизма, Эмма Гольдман в 1935 г. делится с англоязычными читателями реальным положением дел в Советской России при Сталине со свойственными его режиму террору, Голодомору, экспроприациям, чекистской атмосфере с доносами друг на друга и многочисленными социальными классами. Эссе Гольдман «В России нет коммунизма» было опубликовано в журнале Г.Л. Менкена «The American Mercury» (выпуск 34, 1935 г.). Перевод опубликован в журнале Akrateia.
I
Сегодня о коммунизме говорят на каждом углу. Кто-то говорит о нём надрывно с первооткрывательским энтузиазмом – другие боятся коммунизма и считают его угрозой для нашего общества. Однако я осмелюсь заявить, что и у почитателей коммунизма (большей их части), и у тех, кто его осуждает, – у всех них нет чёткого представления о том, что на самом деле представляет из себя большевистский коммунизм.
Если говорить о коммунизме [в истинном его значении] в общих чертах, то он олицетворяет братство и идеал равенства между людьми. Для коммунизма корень рабства и угнетения – в эксплуатации одного человека посредством другого. Один из его постулатов зиждется на том, что социальная несправедливость – это следствие экономического неравенства, также – враг духовного и интеллектуального развития общества. Цель коммунизма – достижение той формы общества, при которой будут упразднены классы посредством использования коллективной системы экономического производства и распределения. В основе его также лежит идея о том, что только в бесклассовом и солидарном союзе человек может наслаждаться полной свободой, миром и благополучием.
В своём эссе я ставлю цель сравнить коммунизм с одной из его форм, которая сегодня имеет место в Советской России, однако уже при ближайшем рассмотрении я нахожу такое сравнение невозможным, поскольку в действительности того, что мы называем коммунизмом, в СССР нет. Нет ни единого принципа и ни единого элемента этого учения, который был бы реализован в этой стране партией, которая называет себя коммунистической.
Некоторым такое суждение покажется безосновательным – другие могут подумать, что суждение это сильно преувеличено. Тем не менее я уверена, что мой объективный анализ всего происходящего на данный момент в России убедит даже беспристрастного читателя в том, что я без преувеличения говорю так, как оно есть на самом деле.
Для начала важно рассмотреть фундаментальную идею, лежащую в основе коммунизма, провозглашённого большевиками. Он зиждется на централизации и авторитаризме. Это означает, что [советский] коммунизм почти полностью основан на государственном принуждении – на насилии. Сложно назвать это коммунизмом, сформированным добровольным объединением, – скорее это государственный коммунизм, вынуждающий к объединению. Чтобы понимать, как работает метод, которым пользуется советское государство для осуществления своих планов (которые на первый взгляд могут показаться коммунистическими), эту деталь упускать нельзя.
Первое требование для достижения коммунизма – социализация земель и средств производства и распределения. Социализированные земля и средства производства и распределения должны принадлежать людям, чтобы каждый отдельный человек или группа людей могли в соответствии с их нуждами управлять этими ресурсами. В России земля и системы экономического производства и распределения не социализированы, а национализированы.
Национализация – понятие, которое при использовании по отношению к СССР в данном случае искажает реальную картину происходящего. Даже больше – слово «национализация» полностью лишено смысла, ведь нет такой вещи, как национальное богатство. Нация – слишком абстрактное понятие, чтобы рассматривать его в качестве субъекта владения: нация не может «владеть» чем-либо – владеть может только один человек или группа лиц – во всяком случае определённое число людей – к ним можно приписать «владение». Когда же вещь не принадлежит одному человеку или группе людей, она либо национализирована, либо социализирована: если национализирована, то принадлежит государству – иными словами, властная рука может распоряжаться ею по своему усмотрению; если же вещь социализирована, каждый имеет доступ к ней и возможность свободно пользоваться ею – и при этом нет того, кто бы воспрепятствовал этому.
В России нет социализации – как и социализации земель и инструментов экономического производства и распределения. В России всё национализировано – абсолютно всё принадлежит власти, равно как почта в Америке или железная дорога в Германии и других европейских странах. В национализации нет ничего коммунистического.
В любом другом аспекте структуры советской экономики нет ничего коммунистического, равно как и в земельном вопросе и в отношении средств производства. Все инструменты экономического обеспечения принадлежат правительству страны – внешняя торговля является её абсолютной монополией, печатные станки принадлежат правительству, а всякая книга или статья – все они находятся под правительственным изданием. Если кратко, вся страна и всё, что находится в ней – это собственность государства (прямо как в давние времена было Собственностью Короны). Лишь немногое ещё не успело подвергнуться национализации: те же старые ветхие дома в Москве, например, или ларьки со скудным выбором косметики – те существуют только на попечении, и советское правительство – снова – имеет неоспоримое право конфисковать их в любой момент – одним лишь своим приказом.
Всё вышеописанное можно охарактеризовать только как государственный капитализм, и было бы уже абсурдно находить в этом хоть что-то коммунистическое.
II
Перейдём теперь к вопросу производства и потребления, к рычагам всего живого. Может быть в этом нам удастся найти что-то родственное коммунизму, что дало бы нам право говорить о том, что в жизни в России наличествуют черты коммунизма (хотя бы в определённой мере)?
Выше я уже отметила, что земля и средства производства в России принадлежат государству. Методы производства и его объёмы, которые должны быть произведены каждой отраслью во всяком цеху, магазине и на заводе, определяются государством – центральным правительством, то есть Москвой – через всевозможные органы управления.
На данный момент Россия – обширная страна, покрывающая около одной шестой всей поверхности планеты. Население её при всем многообразии (расовом и национальном) составляет 165,000,000 человек. В составе России находятся несколько больших республик, множество рас и национальностей, разные регионы – везде свои интересы и нужды. Без сомнения, планирование экономики и производства крайне важно для благополучия каждого общества, находящегося внутри страны. При этом для формирования истинного коммунизма, под которым мы понимаем экономическое равенство между собой как человека перед человеком, так и сообществ, состоящих в союзе, – требуется наиболее эффективное планирование в каждом сообществе, которое бы более всего подходило именно ему, которое было бы основано на региональных запросах и возможностях. Отправной точкой такого планирования должно быть наличие полной свободы каждого сообщества при производстве благ руководствоваться собственными нуждами, а также свобода в распоряжении своими продуктами согласно своим же решениям – обменивать избыток производства с другими похожими независимыми сообществами без разрешения и преград со стороны какой-либо установленной власти.
В этом и заключается политико-экономическое начало коммунизма. По-другому быть просто не может – начало это обязательно либертарное, анархистское.
Такому коммунизму (вообще любому коммунизму) нет места в Советской России. На деле один только намёк на подобное политико-экономическое устройство уже принимается за что-то криминальное, а всевозможные попытки воплотить подобный проект караются смертью.
Планирование экономики и всех её процессов производства и распределения – в руках правительства страны. Высший экономический совет (ВЭС) подчиняется только коммунистической партии. Решения Совета не зависят от воли и требований народа, проживающего в Союзе Советских Социалистических Республик. Работа Совета определяется линией партии и переговорами в Кремле. Всё это объясняет то, почему Советская Россия ранее экспортировала огромные объёмы пшеницы и других видов злаков в то время, как регионы на юге и юго-востоке с просторными и плодородными полями России [примечание avtonom.org: речь по-видимому идет преимущественно об Украине] были охвачены голодом – более двух миллионов людей тогда погибло вследствие этого (1932–1933).
Но на то были «государственные интересы». Эти благозвучные слова с незапамятных времён скрывали за собой тиранию, стремление к эксплуатации и решимость каждого вождя продлить и увековечить своё правление. Ранее я уже могла отметить, что, несмотря на голод, охвативший всю страну, и нехватку продуктов первой необходимости, вся пятилетка была нацелена на развитие отрасли тяжёлой индустрии, которая служит в военных целях (или в любой момент может быть использована для служения таким целям).
В Советской России дела с производством обстоят так же, как они обстоят и с распределением – и вообще любым другим видом хозяйственной деятельности. Не только отдельные города и посёлки, но и целые регионы Советского Союза полностью лишены возможности автономного существования. Остальные регионы с простой политической структурой – фактически вассалы Москвы: столичная «диктатура пролетариата» полностью подчиняет их себе и планирует их экономическую, социальную и культурную деятельность. Более того, жизнь каждого человека и места, где он живёт, в так называемых «социалистических» республиках определяется «генеральной линией», чётко продиктованной «центром» (другими словами, Политбюро ЦК КПСС, которое подчинено одному человеку – Сталину). Назвать такую диктатуру коммунизмом, вопиющую форму автократии, которая будет еще более порочной и могущественной, чем любое самодержавие, мне кажется верхом идиотизма.
III
Посмотрим теперь на то, какое влияние сейчас оказывает большевистский «коммунизм» на жизнь каждого отдельного человека и народа в целом.
Кто-то наивно считает, что по крайней мере какие-нибудь аспекты коммунистической идеи (хотя бы в небольшой мере) удалось отразить в жизни народа России. И мне, очевидно, тоже хотелось бы, чтобы всё было именно так, поскольку это было бы хорошим знаком – некой перспективой развития коммунизма в свойственном ему направлении. Однако на практике оказывается, что ни в каких, абсолютно ни каких аспектах советской жизни – ни в жизни регионов Советской России, ни в жизни отдельно взятого человека – не было предпринято ни одной попытки внедрить коммунистические принципы в какой бы то ни было степени и форме. Как я уже отмечала выше, на само выдвижение коммунистических идей, основанных на свободе и добровольных началах, в России наложено табу, ведь оно считается контрреволюционным; выдвижение и осуществление идей коммунизма – государственная измена непогрешимому Сталину, измена святой «коммунистической» партии.
И я даже не говорю о либертарном, анархистском коммунизме. Все, что я сейчас хочу сказать, это то, что в Советской России нет ни малейшего намёка даже на авторитарный, государственный коммунизм. Давайте обратим же теперь внимание на реальные обстоятельства общественной жизни в России.
Подчеркнем только, что суть всего коммунизма, даже его насильственной формы, можно свести к отсутствию социальных классов. Таким образом, первый шаг к коммунистическому устройству – это приход к экономическому равенству. Эта идея лежала в основе всех философских учений коммунизма, хоть все они могли и отличаться во всём остальном. Общей целью для этих учений было достижение социальной справедливости – они сходились на том, что социальную справедливость невозможно достигнуть без установления экономического равенства. Даже Платон, в отличие от интеллигенции в его «Государстве», настаивал на полном экономическом равенстве, чтобы правящие классы не могли позволить себе бо́льших прав или привилегий, чем могла это себе позволить наибеднейшая ячейка общества.
И даже рискуя быть осуждённой за то, что я говорю только правду, я должна безоговорочно и без всяких сомнений заявить, что в Советской России дела обстоят как раз наоборот. Большевизм не упразднил классы в России – он просто перевернул бывшую структуру классов. В действительности большевистская партия только преумножила то неравенство в обществе, которое существовало ранее в дореволюционное время.
Когда в январе 1920-го я приехала в Советскую Россию, то своими глазами увидела, как люди были разделены бесчисленными экономическими категориями; это можно проследить по количеству продовольствия, получаемого от государства. Моряк получал самый лакомый правительственный паёк – он превосходил по качеству, объёму и разнообразию все те продукты, что выдавали остальному населению. Словом, моряк был эдаким аристократом революции – по его статусу и положению моряка приписывали к новым привилегированным классам. После моряка по социальной лестнице шёл солдат, красногвардеец – его продуктовый паёк был скуднее, и даже хлеба ему давали буханкой меньше. За солдатом – рабочий ВПК (военно-промышленного комплекса). Только уже потом шли остальные рабочие, которых в свою очередь делили на квалифицированных рабочих, ремесленников, обычных рабочих и так далее по списку. По мере спускания по этой социальной лестнице мы можем наблюдать, как каждая следующая категория получает всё меньше хлеба, сала, сахара, табака и других продуктов (притом всякий раз, когда все эти люди должны были заслуживать большего). Бывшая буржуазия, уже официально упразднённая как класс, которую успели экспроприировать, относилась к последней экономической категории – те, кто к ней относился, практически ничего не получали. Бо́льшая часть этих людей не могли найти себе работу и обеспечить себя жильём, и никому уже было неважно, как таким людям существовать при советской власти, не прибегая к воровству или не вступая в контрреволюционные армии или банды грабителей.
Обладание красной картой, указывающей на членство в коммунистической партии, ставило человека на положение выше всех остальных. Эта карта присуждала её обладателю специальный продуктовый паёк и вдобавок позволяла ему питаться в отдельной столовой для членов партии, а по рекомендации других членов партии, стоящих по положению ещё выше, обладателю такой карты выдавали в дополнении ко всему тёплое нижнее бельё, кожаные сапоги, шубу и другие дорогие вещи. У видных членов партии были свои обеденные комнаты, к которым обычных людей не допускали. Например, в Смольном, тогдашней штаб-квартире петроградского правительства, были две столовые: одна для коммунистов, занимавших высокие посты, а другая для менее видных членов партии. Бывший тогда председатель Петроградского Совета и фактически самодержец Союза коммун Северной области Зиновьев [Григорий Евсеевич] и вместе с ним и другие главы правительства обедали дома – в «Астории», в то время лучшей гостинице Петрограда, ставшей позже главным домом членов партии Советского Союза – там все главы и жили со своими семьями.
Позже я обнаружила, что абсолютно та же самая картина в Москве, Харькове, Киеве, Одессе – я видела это повсюду на территории Советской России.
То была большевистская система «коммунизма». А к каким катастрофическим последствиям она привела! – порождённые недовольство, негодование и антагонизм по всей стране, саботаж на фабриках и полях, стачки и восстания – обо всём этом далее. Ведь говорят, что человек не живёт только ради хлеба. Да, но он не может существовать без него. Для обычного человека, для народа России различные установленные в стране нормы продовольствия, за получение которых люди когда-то проливали кровь, были символом нового режима. Такое деление сразу указывало на вопиющую ложь большевизма и несдержанные обещания свободы – свободы, которая когда-то заключалась для них в социальной справедливости, экономическом равенстве. Инстинкт народа редко оказывается ошибочным. В данном случае народ и вовсе оказался пророком. Что же тогда удивительного в том, что всеобщий энтузиазм в деле революции вскоре свёлся к разочарованию и горечи, а позже и к внутренней несдерживаемой ненависти и противостоянию. Очень часто рабочие в России жаловались мне: «Мы не против того, чтобы усердно трудиться, оставаясь при этом голодными. Всё дело в несправедливости – именно это нам не нравится. Если уж страна так бедна, если у нас так мало хлеба, давайте тогда хотя бы распределим то немногое, что у нас есть, но только поровну. А вот то, что происходит сейчас, было вообще-то и раньше: одни получают больше, а другие меньше, ну а некоторые – крошки или совсем ничего!»
Большевистская система, основанная на привилегиях и неравенстве, не заставила долго ждать своих плодов: эта система породила социальную рознь и всецело способствовала ей; для народа она дискредитировала идею революции, парализовав их стремление, настрой, а тем самым не оставила им никакого напоминания о революции.
Эта система, вся возвышающаяся, основываясь на привилегии и неравенстве, но теперь уже более прочная и стабильная, – вовсю набирает обороты её маховик прямо сейчас.
Русская революция была в глубоком смысле социальным переворотом: корни её либертарны; экономическое и социальное равенство – ключевая цель. Задолго до октября-ноября 1917-го городской пролетариат начал захватывать мельницы, лавки, заводы, а крестьяне – крупные поместья, которые передали позже в общее пользование. Дальнейшее развитие русской революции в её коммунистическом направлении зависело от единства революционных сил, а также от творческой инициативы рабочих масс. Люди были воодушевлены великой целью, они с энтузиазмом направили все свои силы в область общественных преобразований. Только те, кто веками нёс на себе самое тяжелое бремя (экономического и политического угнетения), могли путем свободных и последовательных действий найти дорогу к новому обществу.
Однако большевистские догмы и «коммунистический» этатизм создали серьёзную преграду творческому началу народа. Ключевая черта большевистской идеологии – это недоверие к народу. Большевистские марксистские теории, сосредоточившие всю власть в руках избранного своей партии, быстро привели к разрушению революционного сотрудничества, к слепому и безжалостному подавлению всех остальных политических партий и движений. Стратегия большевизма предусматривала систематическое искоренение всех признаков недовольства; большевизм подавлял всякую критику и независимое мнение, старания народа и его инициативу. Коммунистическая диктатура с применяемой ею механической централизацией во всех вопросах управления страной подавила экономическую и промышленную деятельность страны. Огромная часть населения была лишена возможности повлиять на исход революции или принять участие в управлении своей жизнью. Правительство вмешалось в союзы рабочих – последние стали просто послушными группами, выполняющими приказы государства. Кооперативы – важная часть проявления солидарности и взаимопомощи между городом и страной – те совсем были ликвидированы. Советы крестьян и рабочих – они были подавлены и позже превращены в подчинённые власти комитеты. Власть монополизировала все сферы жизни. Была создана бюрократическая машина, ужасающая своей неэффективностью, коррупцией и жестокостью. Революция стала оторвана от народа и, следовательно, обреклась на гибель – и над всем этим возвышался страшный меч большевистского терроризма.
Итак, то был «коммунизм» большевиков на первых порах революции. Понятно, что такой «коммунизм» полностью парализовал производство, сельское хозяйство и транспорт. Это был период «военного коммунизма», аграрной и промышленной повинности, уничтожения крестьянских деревень большевистской артиллерией – период той «конструктивной» социальной и экономической политики большевистского коммунизма, которая привела людей в 1921 г. к страшному голоду.
IV
А что с «коммунизмом» сейчас? Изменился ли он? Сильно ли он отличается от «коммунизма» 1921-го? К моему сожалению, я должна сообщить, что, несмотря на все так столь воспетые сдвиги в советской политике и экономике, большевистский коммунизм ни капли не изменился с того времени. Крестьянство в Советской России к сегодняшнему дню полностью лишилось земли. Так называемые совхозы сейчас – это просто хозяйства, работающие на правительство: крестьяне в этих хозяйствах – это те же наёмные рабочие, прямо как на заводе. Обычно такую тенденцию называют «индустриализацией» сельского хозяйства, «перевоплощением крестьянина в пролетария». В колхозе земля только формально принадлежит деревне – на деле землю присвоило себе государство. Правительство в любой момент может (и даже часто не брезгует такой возможностью) направлять членов колхоза на работу в другие части страны или ссылать целые деревни за их непослушание Партии. В колхозах работают сообща, и государственный контроль над ними можно прировнять к экспроприации. Государство облагает их налогами исходя из своих разумений; только государство здесь устанавливает цену, за которую само пожелало бы приобрести зерно и другие продукты, – ни отдельный крестьянин, ни советская деревня не имеют ни малейшего права голоса в этих вопросах. Прикрываясь многочисленными поборами и вынужденными государственными займами, правительство присваивает себе производимые колхозами продукты, а за некоторые фактические нарушения колхозов или нарушения, которые были в действительности не по вине колхозов, наказывает последних, отбирая у них последние запасы зерна.
Всем уже известно, что страшный голод в 1921 г. был вызван именно развёрсткой – беспощадной экспроприацией, практиковавшейся в тогдашнее время. Из-за массового голода последовало восстание, после которого Ленин решил ввести НЭП – новую экономическую политику; она ограничивала экспроприацию со стороны государства и позволяла крестьянину распоряжаться частью своих производимых излишков на собственное усмотрение. Довольно скоро НЭП положительно повлияла на экономическую конъектуру всей страны. Но голод 1932–1933 гг. был вызван схожими «коммунистическими» методами большевиков, то есть методами, направленными на укрепление коллективизации.
Позже последовал тот же итог, как и в 1921 г. Это заставило Сталина в определённой мере подкорректировать свой политический вектор. Он понял, что благосостояние страны, особенно сельскохозяйственной, как Россия, зависит в первую очередь от крестьянства. Девиз теперь был таков: крестьянам должна быть дана возможность достигнуть большего «благополучия». На самом деле эта «новая» политика была словно перекур посреди тяжелого дня для обычного крестьянина. В «новой» политике не было ничего коммунистического, равно как и во всех прошлых аграрных реформах. Начиная с первых дней большевистского правления по сегодняшний день сложно увидеть что-то, кроме экспроприации в её разнообразных формах – и в разной степени, но всегда неизменной по сути своей, – бесконечное государственное разбазаривание крестьян, нескончаемые запреты, насилие, бюрократические уловки и репрессии, прямо как в страшные дни царизма и Первой мировой войны. Нынешняя политика – это ни что иное как «военный коммунизм» 1920–1921 гг., но с ещё большей составляющей военной и меньшей – коммунизма. Его «равенство» – равенство заключенных исправительной колонии; его «свобода» – свобода скованных одной цепью. И вообще неудивительно, что большевики считают свободу буржуазным предрассудком.
Ярые защитники СССР пытаются оправдать старый «военный коммунизм» – они говорят, что прибегание к нему было разумно в первое время революции – в дни блокады и военных действий. Но ведь уже шестнадцать лет как прошло – нет никаких блокад, никаких военных фронтов, никакой контрреволюции. Советская Россия добилась признания всех великих мировых держав. Этот факт указывает на волю России сотрудничать и вести крупный бизнес с буржуазными государствами. В итоге оказывается, что советское правительство находится в дружеских отношениях даже с Муссолини и Гитлером, этими-то знаменитыми «борцами за свободу» (кавычки пер.)! Правительство помогает капитализму выстоять экономические штормы, свойственные ему, путём скупки продуктов на миллионы долларов и открытия новых рынков для капитализма.
Это было то самое значимое, чего Советская Россия добилась за семнадцать лет после революции. Что касаемо коммунизма, то это другое дело. В отношении коммунизма большевистское правительство пошло точно тем же курсом, что и раньше, но только ещё более ужасающим. Большевистская партия внесла некоторые небольшие изменения в политическом и экономическом плане, но в основе своей Советская Россия осталась точно таким же государством, основанным на том же принципе насилия и принуждения и использующим те же методы давления и принуждения, что и в период с 1920–1921 гг.
В Советской России ныне ещё больше классов, чем было когда-то в 1917 г. – их теперь даже больше, чем в большинстве других стран мира. Большевики сформировали у себя в стране огромную советскую бюрократию, которая сейчас наслаждается особыми привилегиями и почти безграничной властью над народом, над промышленной и сельскохозяйственной «руками» страны. Над бюрократией всё ещё возвышается класс «ответственных товарищей», новой советской аристократии. Класс рабочих поделён и подразделён на многочисленные подклассы: это ударники, ударные войска труда, имеющие право на различные привилегии, «специалисты», ремесленники, простые рабочие и чёрнорабочие. Есть «производственные ячейки», заводские комитеты, пионеры, комсомольцы и члены партии, пользующиеся материальными преимуществами и авторитетом. Есть и многочисленный класс лишенцев – людей, лишённых гражданских прав; большинство из них также лишено права работать, проживать в определённых местах – практически они лишены всех средств существования. Та пресловутая черта постоянного жительства евреев в царские времена, запрещавшая евреям жить в определённых частях страны, была возрождена, но уже для всего населения – введением новой советской паспортной системы. Надо всеми этими классами зиждется ГПУ (Государственное политическое управление при НКВД РСФСР), приводящая рядового гражданина Советской России в ужас, – это тайная, могущественная и самовластная структура. ГПУ – своего рода правительство внутри правительства. В свою очередь, в ГПУ есть внутренние классовые деления. В нём есть свои вооружённые силы, торговые и промышленные предприятия, законы и правила, а также огромная армия рабов, трудящаяся на каторжных работах. Именно так – даже в советских тюрьмах и концлагерях существуют различные классы с особыми привилегиями.
В сфере промышленности господствует тот же самый «коммунизм», что и в сельском хозяйстве. Во всей России теперь мода на советскую форму тейлоризма, сочетающую в себе минимальную систему сдельной оплаты труда и установленный минимальный уровень производства, что позволяет эксплуатировать и серьезно истощать силы человека; здесь стоит помнить также и о неприкрытой пропасти между жалованьями. Вознаграждение за труд осуществляется посредством выдачи денег, пайков, уменьшения налогов на жильё, свет и др., не говоря уже об особом поощрении ударников. Если кратко, в России на практике мы наблюдаем систему оплаты труда.
Нужно ли оговаривать то, что экономическое устройство, в основе которого лежит оплата труда, не может считаться коммунистическим и хоть сколько-нибудь к нему относящимся? Такое устройство экономики будет скорее противоположно коммунизму, чем сходно ему.
V
Все эти черты прослеживаются в сегодняшней советской системе. Притворяться (как это делают большевики), что принудительный труд в России – это «добровольная организация народа на благо производства» – я считаю беспардонной наивностью или столь же беспардонным лицемерием.
Будет странным, если я скажу, что встречала на первый взгляд интеллигентных людей, которые утверждали, что большевики так «строят коммунизм». Судя по всему, они верят в то, что строительство коммунизма требует безжалостного физического и морального разрушения существующих нравственных ценностей. Есть ещё и такие люди, которые просто притворяются, будто считают, что путь к свободе и взаимопомощи лежит через трудовое рабство и подавление всего живого в человеке. Прививание яда ненависти и зависти, повсеместного шпионажа и террора, по их мнению, – лучшая подготовка к взрослению и братскому духу коммунизма, которую только можно себе представить.
Но я так не думаю. Мне кажется, что нет ничего более пагубного, чем низведение человека до винтика бездушной машины, превращения его в раба, шпиона или жертву этого шпиона, и нет ничего более развращающего, чем рабство и деспотизм.
Существует психология политического абсолютизма и диктатуры, общей для всех форм правления: средства и методы, используемые для достижения конечной цели, в конечном счёте становятся именно этой целью.Уже будучи отдельным классом, большевистские лидеры давно перестали вдохновляться идеалом коммунизма и социализма. Власть и её укрепление стали единственной конечной целью большевиков. В свою очередь унизительное подчинение, эксплуатация и упадок также порождают новую психологию (это проявляется в деградации душевных качествах огромной массы людей).
Молодое поколение в России сегодня стало результатом применения большевистских принципов и методов; оно формировалась под влиянием принимаемых на протяжении шестнадцати лет официальных решений – по сути единственных решений, принимаемых на территории СССР. Молодёжь СССР имеет довольно узкое представление о самой России, ведь выросла она при тотальной монополии государства на идеи и ценности. Ещё меньшая часть молодёжи знает хоть что-нибудь о мире за пределами страны. В массе своей это слепые фанатики, узкие и неосведомлённые; они не ведают морали, они лишены чувства справедливости и беспристрастности. К тому же среди них есть и класс карьеристов, шкурников, воспитанных на большевистской догме «цель оправдывает средства».
До сих пор было бы неправильно отрицать исключения в рядах российской молодёжи: есть немало ребят, кого можно точно было бы назвать глубоко искренними, героическими, верящими в идеи молодыми людьми. Они замечают и ощущают на себе давление от тотальных и задекларированных идеалов партии. Они знают о предательстве по отношению к народу. Они более восприимчивы к насилию – замечают цинизм и бесчувственность по отношению к каждой проявляемой человеком эмоции. Факт содержания комсомольцев в советских политических тюрьмах, концентрационных лагерях и ссылках, а также почти невозможные по своей трудности побеги доказывают, что молодое поколение не состоит полностью из раболепных приверженцев существующей в России власти. Нет, не вся молодёжь Советской России была выхолощена и превращена в щенков, одержимых фанатиков и служителей сталинской гробницы и ленинского склепа.
Но диктатура уже стала неотъемлемой частью режима; роль её – поддержание этого режима. Ибо там, где есть классы и социальное неравенство, государству приходится прибегать к силе и подавлению. Суровость происходящего в таких ситуациях всегда ведёт к росту озлобления и недовольства в народе по отношению к власти. Вот почему так много государственного терроризма мы наблюдаем в Советской России – в цивилизованном мире ничто не сравнится с этим – Сталину приходится завоёвывать и порабощать непослушное крестьянство численностью в сто миллионов человек. Такая распространённая ненависть режима по отношению к непослушному народу объясняет масштаб стачек на заводах в России, дезорганизацию транспортной системы после шестнадцати лет действующей военной диктатуры, страшный голод на юге и юго-востоке страны, несмотря на благоприятные природные условия и наисуровейшие меры по принуждению крестьян сеять зерно и собирать урожай – и даже несмотря на массовое истребление и депортацию более миллиона себе подобных в трудовые лагеря.
Большевистская диктатура – это абсолютизм, который ради своего выживания становится только всё более безжалостным, прибегая к тотальному подавлению независимого мнения и критики внутри партии, даже в её высших и наиболее привилегированных кругах. Это отличительная черта: официальный большевизм и его проплаченные и искренние почитатели постоянно заверяют остальной мир, что «в Советской России всё идёт своим чередом, и всё меняется только в лучшую сторону». Всё это схоже с тем, как сейчас Гитлер всё время только и говорит о том, как сильно он желает мира на Земле, но сам в лихорадке накапливает свою военную мощь.
Далёкая от того, чтобы становиться лучше, диктатура в Советской России с каждым днём лишь крепчает в своей беспощадности. Последний приказ против так называемых контрреволюционеров, или изменников Советского государства, должен убедить в этом даже самых ярых апологетов чудес, творимых в России. Новый приказ ужесточает ныне существующие законы, направленные на тех, кто не сможет простить себе или просто не хочет почитать непогрешимость святой троицы – Маркса, Ленина и Сталина. Этот приказ ещё более резок и жесток по своему воздействию для всех тех, кого считают предателями. Очевидно, заложники для СССР – это хорошо забытое старое. Система «заложников» уже была частью того террора, когда я только прибыла в Россию. Пётр Кропоткин и Вера Фигнер тщетно протестовали против этого чёрного пятна на гербе русской революции. Теперь, после семнадцати лет правления большевиков, считалось необходимым принять новый приказ. Этот приказ не только заново открывает возможность «захвата заложников», теперь он направлен на жестокое наказание каждого взрослого члена семьи реального или воображаемого преступника. Новый приказ определяет государственную измену как «любые действия, совершённые гражданами СССР, наносящие ущерб вооружённым силам СССР, его независимости или неприкосновенности его территории, такие как шпионаж, разглашение военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или полёт заграницу».
Предателей, как известно, расстреливают. Что и делает новый приказ более ужасающим, так это безжалостное наказание, которого он требует для каждого, кто живёт с несчастной жертвой или поддерживает её, независимо от того, знает он о её преступлении или нет. Каждый может быть заключен в тюрьму или выслан из страны – или вообще пристрелен на месте. Каждый может потерять свои права, а может и просто лишиться всего, что ему принадлежит. Иначе говоря, новый приказ обеспечивает вознаграждение доносчикам, которые для спасения собственной шкуры будут снискать расположение ГПУ и с готовностью предадут несчастных «родственников-преступников» (Прим. пер. – кавычки пер.) советским приспешникам. Этот новый приказ должен навсегда развеять все сомнения о существовании истинного коммунизма в России. Он противоречит даже запросу на интернационализм и интересам класса пролетариата. И вот старая мелодия сменяется хвалебной песней об Отечестве (причём холуйская советская пресса подпевает всегда язвительнее всех в припеве):
«Защита Отечества – наисвятая в жизни обязанность,
а тот, кто поднимает на него свою руку и его предаёт,
искоренён и наказан быть должен».
Теперь, думаю, должно быть очевидно, что Советская Россия с точки зрения политики – олицетворение абсолютной деспотии, а с точки зрения экономики – наигрубейшая из форм государственного капитализма.
Апрель 1935-го года
Добавить комментарий