Продолжаем публикацию материалов, которые выйдут в 36-м номере журнала "Автоном".
Войны и разрушения принося смерть и обнищание одним всегда служат, прямо или косвенно, обогащению других.
Ирак
В случае с войной в Ираке, пожалуй, большая часть населения планеты не верит в то, что она была развязана из-за оружия массового поражения или в рамках антитеррористической стратегии. Многие – от низовых активистов антивоенных манифестаций по всему миру до высокопоставленных чиновников вроде Аллена Гринспена, бывшего председателя ФРС – сочли или признали, что это была война за нефть.
В 2000-м году ExxonMobil, British Petroleum, Shell и Chevron выделили беспрецедентную по своим размерам спонсорскую помощь на президентскую кампанию Джорджа Буша-младшего, представителя одного из старых нефтяных кланов Техаса. Эти четыре могущественные компании являются прямыми наследницами легендарных “Семи Сестёр”, некогда обладавших полным контролем над мировым рынком нефти, вплоть до первого нефтяного кризиса, случившегося в 1973-м. И в наше время, когда три четверти мировых запасов нефти перешли под контроль национальных правительств и государственных компаний, они всё ещё остаются крупнейшими в частном секторе, и, судя по всему отнюдь не оставляют амбиций вернуть себе хоть часть былого величия. Согласно свидетельству CNN участие этих четырёх корпораций в выборах президента США никогда прежде не достигало подобных масштабов. В качестве вице-президента в той гонке участвовал Дик Чейни исполнительный директор Halliburton, гигантской компании оказывающей широкий спектр сервисных услуг на нефтегазовых месторождениях всего мира, в т.ч. в СНГ. Помимо всего прочего, Чейни стал в кабинете Буша-младшего одним из основных представителей неоконсервативной фракции американского истэблишмента. Советником по национальной безопасности Буш назначил Кондолизу Райс из Chevron. Уже через неделю после победы на выборах, Чейни возглавил Группу по развитию национальной энергетики, призванную координировать внешнеполитические действия новой администрации и интересы крупнейших нефтяных корпораций. Группой в первые же месяцы был разработан целый пакет документов, содержавший в частности подробные карты месторождений, трубопроводов, НПЗ и танкерных терминалов Ирака, а также списки иностранных юридических лиц, ведущих на тот момент переговоры о контрактах на разработку с правительством Саддама Хуссейна. Позже эти документы, датированные мартом 2001-го, были переданы в суд в связи с расследованием действий Группы Чейни по иску одной правозащитной организации в пользу свободы слова. Они порядком смахивают на план «Барбаросса». Группа Чейни также приняла стратегию по развитию национальной энергетики, согласно которой ближневосточные страны, производящие нефть, следовало максимально «открыть для иностранных инвестиций».
Режим Саддама Хуссейна несомненно продолжал оставаться на тот момент для лидеров нефтяного бизнеса самым опасным и непредсказуемым фактором дестабилизации на Ближнем Востоке. Ведь прошло лишь десять лет с тех пор как его дивизии аннексировали Кувейт (4-й в мире производитель нефти) и вторглись в Саудовскую Аравию, заняв на время приморский город Рас-эль-Хафджи с его стратегическим портом и крупными шельфовыми месторождениями. А ведь с тех пор как к доктрине Картера (по сути, официально закрепившей за регионом Персидского залива статус сырьевого придатка экономики США), было принято Дополнение Рейгана, именно США являются гарантом суверенитета и территориальной целостности ваххабитского королевства.
Саддам, хорошо осознавая преимущества своего геополитического положения никогда не скрывал, что готов воспользоваться любыми доступными средствами в своей собственной борьбе за власть и влияние на мировом рынке нефти. Например, когда в ноябре 2000-го он перевёл все иракские сделки по экспорту нефти на евро, многие финансовые аналитики сочли это опаснейшим прецедентом для нефтедолларовой экономики. Ведь после отмены Бреттон-Вудса именно согласие стран ОПЕК устанавливать цены на «чёрное золото» в долларах, во многом послужило укреплению главенствующей роли американской валюты в мировой экономике. Иракские сделки были вновь переведены на доллары в 2003-м уже при оккупационном режиме Временной коалиционной администрации.
Таким образом, можно предположить, что на повестке дня у правительства США и руководства главных нефтяных корпораций стояло две задачи: физическое устранение Саддама Хуссейна, как самостоятельного игрока, и максимальное открытие национализированной нефтяной промышленности Ирака для иностранного участия. Выполнение обеих задач должно было привести к стабилизации рынка, а заодно и принести дополнительные побочные дивиденды. В конце концов, Ирак обладает вторыми после Саудовской Аравии запасами нефти в мире.
Даже на посту вице-президента Дик Чейни, согласно свидетельству Наоми Кляйн, сохранил за собой 189 000 акций и 500 000 опционов Halliburton, а также почётную зарплату $211 000 в год. Эта компания выиграв тендеры на работы по реконструкции разрушенной войной инфраструктуры Ирака заработала на них 20 миллиардов долларов. При этом стоимость акций компании подскочила на 400 процентов лишь за первые три года войны (Н.Кляйн, «Доктрина шока», 2009). Но это мелочи.
По данным Грега Паласта, другого независимого журналиста, приведённых в его книге «Вооружённая психбольница», рост доходов пяти крупнейших нефтяных компаний (т.е. вышеупомянутой четвёрки плюс ConocoPhillips, совместно именуемых Паластом «Большая нефть») за те же годы, составил 81 миллиард в 2004-м и 113 миллиардов в 2005-м. Напомним, что в том году Временная коалиционная администрация реализовала один из основных пунктов политической программы Буша-Чейни, проведя в Ираке парламентские выборы. Большинство суннитов заняло абстенционистские позиции, объявив демократическим выборам активный бойкот. Шииты, напротив, приняли в них деятельное участие, и в итоге добились преобладающего представительства своей конфессии в новом правительстве Ирака. Это вызвало всплеск межконфессионального насилия и гражданскую войну. В ситуации хаоса и кровопролития, наступивших в Ираке, страны ОПЕК, в первую очередь Саудовская Аравия, не повышая текущий уровень добычи, а затем даже снижая его, искусственно взвинтили цены на нефть. В результате, согласно анализу Грега Паласта, стоимость общемировых активов одной лишь ExxonMobil возросла за первые три года войны на 666 миллиардов долларов. Стоимость активов Chevron, прежнего работодателя Кондолизы Райс, увеличилась на четверть триллиона. Совокупный же рост стоимости активов “большой пятёрки” составил 2,363 триллиона (Greg Palast, “Armed Madhouse”, Penguin, 2006). Стоит отметить, что на момент расчётов Паласта цена на нефть составляла около 60 долларов за баррель. В 2008-м она достигла отметки $147.30 за баррель. Следовательно, можно предположить, что к тому времени цифры, озвученные Паластом, как минимум, удвоились.
После формирования нового кабинета и парламента, следующим пунктом в повестке дня команды Буша-Чейни было принятие нового законодательства Ирака о недропользовании. Администрация Буша привлекла к работе над проектом нового иракского Закона об углеводородах консалтинговую фирму Bearing Point, бывшее подразделение KPMG. Согласно аналитику CNN Антонии Юхас, данный законопроект был «частично составлен западной нефтяной индустрией», т.е. представителями крупнейших корпораций, напрямую работавших над составлением и редакцией статей нового законодательства. На страницах «New York Times» отмечалось, что в итоге принятия нового закона две трети иракских запасов нефти должны были перейти под иностранный контроль. Типичной формой контракта инвесторов с правительством Ирака, должны были стать Соглашения о разделе продукции (СРП), причём инвесторы освобождались от необходимости «инвестировать доходы в иракскую экономику, брать иракские компании в долю, нанимать иракский персонал и делиться новыми технологиями» («NYT» от 13/03/2007).
В феврале 2007-го законопроект был рассмотрен и утверждён правительством Ирака, после чего в мае того же года он был передан в парламент для ратификации. Тем не менее, проведение законопроекта столкнулось с упорным массовым сопротивлением низовых профсоюзных организаций местных нефтяников. В частности, Иракская федерация профсоюзов, Федерация рабочих советов и профсоюзов Ирака, Федерация нефтяных профсоюзов Ирака приняли совместное заявление, в котором ратификация Закона об углеводородах была объявлена «красной чертой», которую они пересечь не позволят. В начале мая Федерация нефтяных профсоюзов Ирака объявила, что начнёт всеобщую забастовку через два дня. Учитывая массовое присутствие рабочих из Федерации в порту Басры, на трубопроводах, НПЗ и месторождениях Южного Ирака, такая забастовка в течение нескольких дней способна была парализовать порт, вызвать затоваривание мощностей хранения, а затем и полный останов добычи на месторождениях, производящих всю экспортную нефть страны и исчезновение 1,6 миллионов баррелей сырца в день с глобальных рынков сбыта. Функционеры Министерства нефти Ирака немедленно вышли на руководство профсоюза и в результате переговоров, правительству удалось добиться отсрочки проведения забастовки. Но уже 4 июня нефтяники Басры всё-таки объявили стачку, перекрыв потоки продукции в нескольких трубопроводах. В числе прочего они выдвинули требования об улучшении условий труда, повышении зарплаты, выделении земли под строительство домов, снижении цен на горючее и участии в разработке законодательства о недропользовании. В ответ на это премьер-министр Ирака Нури аль-Малики издал указ об аресте президента Федерации и нескольких других профсоюзных лидеров по обвинению в «саботаже национальной экономики». Бастующие были взяты в окружение войсками. Тем не менее, в считанные дни позиция аль-Малики смягчилась. Он вынужден был пойти на компромисс и создать правительственную комиссию для рассмотрения требований рабочих по улучшению условий труда, повышению зарплаты и участию профсоюзов в разработке законодательства о нефти. 11 июня забастовка была прекращена.
Этот законопроект так и не был ратифицирован, и по мере того как дебаты в парламенте отдаляли перспективу его принятия всё больше и больше, американская «Большая нефть» решила пойти в обход законодательной власти нового Ирака. В июне 2008-го Министерство нефти Ирака сообщило о планах присуждения компаниям ExxonMobil, Shell, BP и Chevron выгодных контрактов на внеконкурсной основе. Эти контракты, согласно сообщению «New York Times», были составлены группой американских советников, правительственных юристов и частных консультантов во главе с работниками Госдепартамента США, и содержали практически все те выгоды, которые им должен был гарантировать Закон о нефти («NYT» от 30/06/2008). Вместо фиксированной доли в чистой выручке от реализации добытой продукции на десятилетия вперёд, эти корпорации по новым контрактам должны получать фиксированный тариф «за услуги по добыче нефти» с каждого добытого барреля. В марте 2010-го агентство Bloomberg сообщило, что в соответствии с присуждёнными контрактами с новой формулой консорциум возглавляемый BP будет получать 2 миллиарда долларов в год, ExxonMobil – 1,6 миллиарда, и Shell – 913 миллионов в год. При этом директор BP по разведке и добыче заявил, что это только «начало нашего долгосрочного партнёрства с Ираком», добавив, что «мы будем изыскивать дальнейшие возможности» [получения прибылей в Ираке].
Таким образом, можно считать, что задача №2 администрации Буша-Чейни и их клиентуры из верхов нефтяного бизнеса всё-таки была отчасти выполнена – иностранные инвесторы получили доступ к нефтяным залежам Ирака, пусть и не с той максимальной выгодой, какую им сулило принятие Закона о нефти.
Ливия
С самого начала гражданской войны в Ливии, силы оппозиционные Каддафи, особо не скрывали своих истинных планов и целей – передел и перераспределение доходов от сверхприбыльной торговли высококачественной, низкосернистой ливийской нефтью, на которой покоилась экстравагантная Джамахирия полковника.
По сообщению «Financial Times» повстанцы начали приторговывать нефтью уже в первый месяц с начала боевых действий, выйдя на греческую танкерную фирму Dynacom. Согласно подсчётам «FT», на танкер прибывший в занятый повстанцами порт Марса-эль-Харига из египетского Порт-Саида, могла быть отгружена партия восточноливийской нефти в объёме 140 тысяч тонн стоимостью 125 миллионов долларов (FT от 04/04/2011). Собственно бои повстанцев с регулярной армией в предшествующий месяц шли как раз за контроль над трубопроводом соединявший три месторождения занятых оппозиционными силами в Восточной Ливии с морским терминалом в Марса-эль-Хариге («FT» от 07/04/2011).
Но на самом деле оппозиционный Переходный национальный совет (ПНС) начал делить шкуру неубитого медведя ещё раньше. Французская леволиберальная газета «La Libération» опубликовала текст послания ПНС правительству эмира Катара с копией генеральному секретарю Арабской лиги, отправленного уже через пару недель после принятия Совбезом ООН резолюции №1973, открывшей небо Ливии для бомбардировок НАТО. В письме говорилось о том, что ПНС в результате секретных переговоров принял решение гарантировать Франции 35% от общенациональной ливийской нефтедобычи в будущем в обмен на принципиальную поддержку и признание ПНС (LL от 01/09/2011). Правоцентристская «Le Figaro» воспроизвела новость в тот же день, сопроводив её комментарием министра иностранных дел Алена Жюппе, утверждавшего, что он не знал об этом документе, но которому текст письма, показался «вполне логичным и вполне справедливым» (LF от 01/09/2009). Точно так же, после того как повстанцы взяли под свой контроль компанию AGOCO, филиал ливийской Национальной нефтяной корпорации, её менеджер по информации заявил Reuters, что у нового режима в нефтяном бизнесе «не будет проблем с итальянцами, французами и англичанами», но при этом такие проблемы могут возникнуть у «России, Китая и Бразилии», прозрачно ссылаясь на политику этих государств в Совете безопасности ООН. Фактически, можно сказать, что в итоге гражданской войны действительно в наибольшем проигрыше из крупных корпораций оказалась китайская CNPC, а в наибольшем выигрыше итальянская ENI.
КНР поразила весь мир своими логистическими и организационными возможностями, молниеносно проведя полную эвакуацию китайской рабочей силы из Ливии ещё в самом начале войны. Тем не менее, после окончания войны CNPC так и не вернулась в Ливию, несмотря на серьёзный масштаб операций в этой стране, достигнутый в довоенный период. Россия и Бразилия серьёзных потерь не понесли, возможно, потерпев гипотетический урон в каких-то своих будущих планах или инвестиционных программах. Что же касается ENI, в портфеле которой Ливия занимает первостепенное значение, то именно эта компания, по свидетельству «Financial Times», сыграла решающую роль в вовлечении своей страны в военную интервенцию. FT сообщает, что не кто иной как Паоло Скарони, генеральный директор ENI, убедил Сильвио Берлускони - который всего за несколько месяцев до этого публично целовал руку Каддафи - присоединиться к англо-французской военной инициативе в Ливии («FT» от 26/09/2011). В результате именно ENI стала первой иностранной компанией, возобновившей добычу в стране по окончании войны и уже в конце 2012-го вышедшей на довоенный уровень производства.
Как бы то ни было, на самом деле наибольшую выгоду от войны и сохраняющейся по сей день нестабильности ливийского рынка извлекли не столько крупные нефтяные корпорации, сколько самые известные из трейдерских фирм, таких как Vitol, Glencore, Trafigura и Gunvor, большей частью зарегистрированные и базирующиеся в Швейцарии или Голландии. Согласно Reuters преимущество таких фирм перед “Большой нефтью” заключается в том, что в отличие от последней они намного меньше связаны с национальными правительствами и акционерами или подотчётны им, обладая гораздо большей свободой от общественного мнения и нормативно-правовых либо этических ограничений при заключении коммерческих сделок. Задолго до того как ENI могла даже начать планировать своё возвращение в Ливию, Vitol уже наладила систему сделок по обмену сырой нефти повстанцев на нефтепродукты, выйдя на миллиардный уровень. По сообщению информационного агентства UPI, это произошло сразу после майской атаки сил Каддафи на занятые повстанцами месторождения.
Утверждение Reuters о независимости трейдерских фирм от большой политики может показаться спорным в свете сообщения «Guardian» о том, что Алан Дункан, министр международного развития Великобритании, участвовал летом 2011-го в серии встреч с менеджментом Vitol, на которых речь шла о контроле над нефтяным рынком Ливии («Guardian» от 01/09/2011). Более того, согласно «Guardian», ещё в мае 2011-го, британский Форин-офис учредил особую группу, под названием “Ливийская нефтяная ячейка”, чьей непосредственной задачей стал контроль за экспортом нефти из страны в рамках кампании против Кадаффи. Эта группа и организовала координацию с Vitol, «компанией, продающей и покупающей больше нефти… чем BP и Shell», а точнее “по 5 миллионов баррелей в день” (там же).
С разоблачениями выступил также ультраправый депутат Европарламента Ник Гриффин. На своём личном блоге он сравнивает действия вышеупомянутой «ячейки» с действиями группы Чейни в Ираке и утверждает, что именно эта ячейка консультировала НАТО по блокаде нефтяных портов и маршрутам для контрабанды сырой нефти повстанцами через Тунис и Алжир. Помимо этого, согласно Гриффину, благодаря донорским взносам на суммы, превышающие 50 000 фунтов стерлингов, Иэн Тейлор, бессменный глава Vitol, входит в группу спонсоров, имеющую постоянный доступ к личным консультациям с Дэвидом Кэмероном, премьер-министром Великобритании.
Параллели с Ираком, возможно, заканчиваются на этом, потому что послевоенная ситуация в Ливии кардинально отличается от иракской. Дело в том, что правопреемники ПНС не обладают реальной властью в стране. Большие и малые месторождения, производственные и экспортные мощности, резервуары хранения, терминалы и т.п. находятся под контролем мириад вооружённых группировок, не признающих никакую центральную власть и противоборствующих между собой. Многие участники боёв против сил Каддафи считают, что предприятия, которые они обороняли, должны им теперь определённую материальную долю от своей выручки в виде рабочего места и зарплаты. Кроме того, в эти вооружённые формирования зачастую входят бывшие работники оккупированных предприятий, которые теперь могут более успешно решать свои прежние вопросы, вроде карьерного роста или повышения зарплаты, с оружием в руках. Ливийская ситуация, может также представлять определённый интерес для анархо-синдикалистов, т.к. эти вооружённые группировки (если отвлечься от их идеологических и религиозных убеждений) нередко применяют на захваченных экономических объектах принцип самоуправления.
Сирия и Украина
Нефтегазовая составляющая не является центральной в сирийском и украинском конфликтах, но она в них, безусловно, присутствует.
Всем известно, что отдельные страны Евросоюза всё ещё находятся чуть ли не в тотальной зависимости от Газпрома и давно занимаются поисками альтернативных маршрутов поставок природного газа. До сих пор все эти вялотекущие проекты – Набукко, Трансадриатический (TAP) и Трансанатолийский (TANAP) газопроводы, были рассчитаны на пропускную мощность 20-30 миллиардов кубометров в год и сильно уступали проектной мощности знаменитого «Южного потока» (63 млрд. м3 в год), хотя и способны были в теории составить конкуренцию и положить конец фактической монополии Газпрома в отдельных странах Европы.
Самое крупное в мире месторождение газа разделено между Катаром и Ираном в пропорции приблизительно 66,7% (Северный купол) и 33,3% (Южный Парс) соответственно. В 2009-м эмир Катара выдвинул предложение о строительстве газопровода через территории Саудовской Аравии, Иордании и Сирии до Турции (последняя претендует на роль главного транзитного узла Евразии, и, судя по всему в итоге практически добилась своей цели, правда, в результате совершенно иной, очевидно непредвиденной никем комбинации, после ряда драматичных событий 2014-го года, см. ниже). Пропускная мощность катарского газопровода не называлась, но по оценкам экспертов проект способен был бы бросить реальный вызов проекту «Южного потока». Башар Асад решительно отверг это предложение катарцев, поддержанное турками, по сообщению «Guardian», мотивировав свой отказ «защитой интересов союзной России, главного поставщика природного газа в Европу» («Guardian» от 30/08/2013). В июле 2011-го правительства Ирана, Ирака и Сирии подписали Меморандум о взаимопонимании в отношении строительства “газопровода дружбы” для поставок газа в Европу из Ирана через Ливан и Средиземное море. Учитывая дружественные отношения между Сирией, Ираном и Россией, можно предположить, что конкуренция данного проекта с Газпромом была бы сведена к минимуму. Согласно «Guardian» переговоры об этом проекте начались в 2010-м («Guardian» от 13/05/2013). Пепе Эшкобар, бразильский колумнист гонконгского издания «Asia Times» считает, что Газпром мог «даже войти в [проект газопровода] в части инфраструктуры и распределения», отмечая при этом, что Газпром сохранял на тот момент больше власти над «загнивающей, практически неплатёжеспособной еврозоной, чем Европейский центральный банк» («AT» от 13/08/2013).
По фатальному стечению обстоятельств через пять дней после подписания этого меморандума, была сформирована Свободная Сирийская Армия, и восстание в этой стране начало перерастать в полномасштабную гражданскую войну.
В ходе сирийской войны радикальные исламисты, отпочковавшиеся от «Аль-Каиды», образовали самопровозглашённое «Исламское государство в Ираке и Сирии», которое начинает играть всё более важную роль в т.ч. на мировом нефтегазовом рынке. После захвата большой части Северного Ирака, включающей города Мосул и Байджи, где расположен крупнейший в стране НПЗ с мощностью переработки 300 тыс. баррелей в сутки, боевики ИГ объявили о планах наступления на Багдад – это вызвало очень серьёзные опасения среди трейдеров, в связи с возможным прерыванием поставок из Ирака. С другой стороны, ситуацией воспользовалась курдская автономия, отбившая у багдадского правительства контроль над Киркуком и наладившая стабильный экспорт нефти со своих территорий через Турцию. Тем не менее, цена на Брент, эталонный сорт нефти, подскочила на опасениях трейдеров, связанных с действиями ИГ, до наивысшей за год отметки, достигнув 112.83 долларов за баррель (цена на Urals, основной сорт российской импортной нефти выросла соответственно до 109.78 долл./б). По сути, летом 2014 г. на мировую цену на нефть разнонаправленно воздействовало три основных фактора: эскалация военных действий на Украине (см. ниже), возможность прекращения поставок из Ирака и ожидания трейдеров, связанные с обещанным ростом поставок высококачественной, малосернистой нефти из Ливии. Между тем, сирийский конфликт перерос в региональный и принял затяжной характер – это фактически поставило крест на потенциале поставок катарского газа в Европу трубопроводным транспортом.
В сентябре 2013-го Обама приостановил планы по использованию военной силы против правительства Сирии, уже утверждённые на тот момент Комитетом по международным отношениям Сената США. Этому законопроекту до сих пор не хватает одобрения обеих палат Конгресса, чтобы стать законом, подлежащим исполнению. Сейчас можно лишь догадываться какие аргументы привёл ему Путин, но очевидно, что они оказались достаточно вескими для Обамы.
В то же время, необходимо отметить, что внешнеполитический курс Обамы, с самого начала направленный на выстраивание новой модели мирного сосуществования через поиск компромиссов и сглаживание противоречий, к примеру, с Россией и Ираном, при одновременном сдерживании китайской экспансии, встретил упорное сопротивление в кругах неоконсерваторов. Своеобразным реваншем для них стали события на Украине. В качестве стратегической цели было заявлено сдерживание путинского империализма, хотя даже для дилетанта должно быть вполне очевидно, что последствия для геополитического баланса и, соответственно, для органического строения мирового капитала и классовой власти ведут гораздо дальше. Ситуация на Украине совершила весьма характерный для нашего времени биополитический виток – от демократической мистификации народных масс на Майдане, через установление марионеточного правительства, к методичному истреблению человеческой жизни в зоне боевых действий на Юго-Востоке.
Разумеется, события на Украине, в первую очередь связаны с геополитической повесткой дня, но своё влияние они оказывают и на нефтегазовый рынок. В первую очередь это касается Евросоюза, как основного потребителя продукции Газпрома. Существует определённый, пусть маловероятный, риск срыва всех поставок российского газа через Украину – это приблизительно 15% от совокупного импорта газа в ЕС.
После прекращения поставок газа на Украину из России 16 июня 2014 г., Андрий Коболев, глава «Нафтогаза», заявил, что зимой 2014-15 гг., правительство Украины намеревалось снизить внутреннее потребление газа путём введения режима экономии газа. Эти меры, вроде отключения домов от горячего водоснабжения, должны были, согласно плану, уменьшить общее потребление на 6 миллиардов кубометров, т.е. на 20% – с 35.8 млрд. м3 до приблизительно 29.8 млрд. м3. По оценкам ценового агентства «Аргус», этих мер недостаточно для полной «газовой независимости» Украины от российского Газпрома. Внутренняя добыча газа на Украине, в сочетании с импортом из Венгрии и Польши (2 млрд. м3) и «реверсными поставками» из Словакии, обеспечивают лишь 17 млрд. м3. Более того, четыре украинских газовых месторождения и пять буровых установок находятся в зоне боевых действий в Юго-Востоке.
Тем не менее, в течение зимы Украина планомерно снижала объёмы покупки газа у РФ, с тем чтобы, уже начиная с 1 апреля 2015 г. прекратить их полностью на неопределённый срок (возможно, вплоть до октября).
Другим результатом событий на Украине стали санкции, наложенные Западом на близких к Путину политиков и бизнесменов, а также на отдельные российские компании. Любопытно отметить, что, если перед вторым раундом санкций в списке фигурировали Сечин и Миллер, главы Роснефти и Газпрома, то в итоге принятые санкции так и не коснулись последнего. Факт весьма красноречивый, в очередной раз свидетельствующий о лоббистском весе Газпрома в ЕС. Впрочем, по состоянию на конец 2014 г., после инцидента со сбитым «Боингом», Запад, под давлением США, демонстрирует тенденцию к расширению санкций, и даже к их превращению в основной инструмент политики направленной на ослабление путинского режима.
На газовом рынке поставщик и потребитель настолько тесно связаны между собой, что ЕС соответственно также обладает собственными рычагами давления на Газпром и через него на правительство РФ. Например, отвод большей части российских войск с украинской границы в начале мая по времени совпал с возобновлением обсуждения условий применения Третьего энергопакета к Газпрому. Третий энергопакет представляет собой свод антимонопольных законов, направленных на защиту конкуренции в энергетической сфере Евросоюза. В случае применения этого законодательства к Газпрому, «Южный поток», в числе прочего, значительно терял бы в своей коммерческой привлекательности. Путин неоднократно поднимал тему Третьего энергопакета на своём уровне, и, в принципе, до событий на Юго-Востоке Украины, Евросоюз шёл ему навстречу, предоставляя исключительный режим для операций Газпрома.
Достаточно неожиданным для всех итогом событий вокруг Сирии и Украины стало решение правящего класса России о сворачивании проекта «Южный поток», причём если РФ и испытывает здесь относительный проигрыш (шестипроцентная скидка для Турции), то в абсолютном выигрыше оказывается Турция. Дело в том, что на смену «Южному потоку» теперь должно прийти его зеркальное отражение, или, точнее, сам «Южный поток» теперь будет перенаправлен вместо Юго-Восточной Европы в Турцию. По дну Чёрного моря будет проложен газопровод с точно такой же проектной мощностью – 63 млрд м3 в год. Из них Турция будет получать 14 млрд м3 для своих растущих нужд, перенаправляя весь остальной газ в Европу сама. Существующая на данный момент перемычка между Турцией и Грецией, рассчитанная на 11,5 млрд м3, загружена лишь на 700 млн. м3. Кроме того, российский газ может быть использован для упомянутых выше TAP и TANAP. Путин и Миллер уже сравнили новую геополитическую роль Турции с положением Германии в Северной Европе – обе страны являются крупнейшими распределительными центрами, покупая газ по сниженным ценам. Помимо огромных объёмов российского газа, эта страна способна также принимать и перераспределять потоки азербайджанского, туркменского, иранского, иракского газа, а также продукцию с морских месторождений Кипра и Израиля.
Со своей стороны, Газпром также заключил долгосрочный контракт о поставках газа в Китай с национальной компанией CNPC. Объём экспорта должен составить 38 млрд. м3 с возможностью увеличения до 60 млрд. м3. Со временем, речь может идти о перенаправлении значительной части потоков российского и центральноазиатского газа в КНР.
На этом фоне необходимо также отметить усиление экспортного потенциала нефтегазового сектора США. Активная разработка сланцевых месторождений уже привела к тому, что стратегические нефтяные запасы США достигли рекордного исторического уровня – 400 миллионов баррелей. Впервые за 40 лет, истекших после первого мирового нефтяного кризиса, в правительстве США обсуждается отмена фактического запрета на экспорт нефти. Вдобавок к этому постоянно укрепляется роль США и на глобальном газовом рынке, благодаря морским поставкам сжиженного природного газа (СПГ). Согласно «Argus-FSU», Джон Керри на американо-европейском саммите в этом году уже объявил, что США в скором времени будут экспортировать «больше газа, чем вся Европа потребляет сегодня», хотя издание и ставит этот прогноз под сомнение. Тем не менее, перспектива роста поставок американского СПГ на европейский рынок была в очередной раз подчёркнута в итоговом заявлении последней встречи между Керри и Ф. Могерини, верховным представителем ЕС по иностранным делам, в Брюсселе 3 декабря 2014 г., при том, что сама встреча была посвящена координации антироссийских санкций.
Наконец, самым значительным событием на нефтегазовом рынке этого года стал беспрецедентный обвал цен на стандартные сорта товарной нефти. Это обоюдоострый политический и коммерческий инструмент, и его воздействие является разнонаправленным. Так, местные люди в Киеве ещё в марте 2014-го, т.е. задолго до самого обвала, утверждали при разговоре с автором, что договорённость о нём между правящими классами США и Саудовской Аравии будет вот-вот достигнута, причём именно в целях ослабления российской экономики и государственной власти. С другой стороны, нельзя не согласиться с тем, что этот стремительный обвал цен подрывает настолько же беспрецедентное усиление США на нефтегазовом рынке, основанное в первую очередь на инновационных проектах добычи сланцевого газа и трудноизвлекаемой нефти из низкопроницаемых коллекторов, которые при определённом ценовом раскладе рискуют закрытием из-за нерентабельности.
Нефть и газ – очень специфические товары, обладающие в наше время большим геополитическим значением из-за высокой добавленной стоимости на эту продукцию. В прошлом схожую роль играли шёлк и пряности. В будущем это могут быть, например, уран и редкоземельные металлы, при худшем сценарии даже вода. Более рациональное использование подобных ресурсов стало бы вполне возможным в случае установления прямого контроля над процессами их производства и распределения в руках самих производителей и непосредственных потребителей на глобальном уровне. Последнее условие является ключевым.
A.Spiazzato
